Геннадий Кацов — об иммиграции, непростом 2020-м и жизни в США

Геннадий Кацов – поэт, прозаик, эссеист, журналист, теле- и радиоведущий. Он живет в США с 1989 года. С самого начала иммиграции профессионально занимается журналистикой. Радио- и журналистскую деятельность начал с программы Петра Вайля «Поверх барьеров» на «Радио Свобода». Более 20 лет он ведет ежедневные телевизионные программы о политике на общенациональном русско-американском телеканале RTN/WMNB. Литературная биография Геннадия Кацова началась в середине 1980-х годов в Москве. Он был одним из организаторов легендарного московского клуба «Поэзия» и участником московской литературной андерграундной группы «Эпсилон-салон».

Фото из личного архива Геннадия Кацова

В 2011 году после 18-летнего перерыва Геннадий вернулся к поэтической деятельности. С тех пор у него вышло девять сборников стихов, а также экфрастический визуально-поэтический альбом «Словосфера». Его стихотворения опубликованы в ведущих литературных изданиях России, США и Европы на русском и английском языках, а также включены в энциклопедическую антологию «Самиздат Века» (1997) и антологию «101 еврейское стихотворение третьего тысячелетия (101 Jewish Poems for the Third Millennium, из-во Ashland Poetry Press, USA, 2021 год) и другие.

Коронавирус не сломил его, а вдохновил на новый проект «Coronaverse – стихи коронавирусного времени». А в феврале 2021 года поэт выпустил книгу «На Западном фронте. Стихи о войне 2020 года».

ForumDaily пообщался с Геннадием Кацовым об иммиграции, адаптации, творчестве и жизни. Получилось очень интересное и поэтическое интервью.

Вы были главредом «Путеводителя по Нью-Йорку». С тех пор прошло более 25 лет, но такая работа не может не оставить след в душе. Какие ваши любимые места в Нью-Йорке? Почему?

Во второй половине 1990-х, когда я был главным редактором ежеквартального «Путеводителя по Нью-Йорку», уже была написана значительная часть моей книги «Мифы Нью-Йорка: история с географией», и на общенациональном телевидении EABC в воскресной часовой программе Дмитрия Полетаева «Добрый вечер, Америка!» у меня был 15-минутный сегмент. В нем я показывал Нью-Йорк и рассказывал о его истории, городских районах, улицах, парках, достопримечательностях и легендах. Популярная была программа, а поскольку в те годы я проживал на Манхэттене, меня даже русские таксисты узнавали.

В манхэттенском районе Мидтаун я провел 15 лет. Известное в то время кафе Anyway, в котором я был совладельцем, находилось на манхэттенском Нижнем Ист-Сайде. Свою еженедельную газету «Печатный Орган» я также издавал в Манхэттене, так что никуда практически не выезжал на протяжении полутора десятка лет из Сити, как называют ньюйоркцы этот один из районов города Нью-Йорк. Кстати, чтобы сразу покончить с замечаниями от знатоков: в России принято говорить «на Манхэттене». Россияне знают, что это правильно, по-русски, поскольку Манхэттен, как известно, остров (Manhattan Island). В то же время, Манхэттен – это территориальная юридическая единица, и когда я, вслед за англоязычными горожанами и гостями города, говорю «в Манхэттене» (in Manhattan), либо «в Сити» (in the City), – это ни в коем случае не ошибка, поскольку речь идет об одном из пяти городских районов (borough).

Мои впечатления о Нью-Йорке середины 1990-х вполне отражает шуточный текст «Хорошо в Нью-Йорке»:

Какие милые китайцы
Все в Чайна-Тауне живут.
Они весь день готовят рисы
И всем кивают головой

А тут же рядом итальянцы
Все в Литтл-Итали живут.
Они весь день готовят пиццу
И всяку прочую лапшу.

А близко гомики смешные
Все в Гринвич-Виллидже живут.
Они весь день готовят ланчи
Друг дружку гладя по плечам.

А дальше добрые латинос
Легко в Ист-Виллидже живут,
Они вас угостят текилой
И что-то томное споют.

А по соседству украинцы
Щыро и правильно живут —
Они весь день едят галушки
И запивают их борщом.

А за мостом Уильямсбургским
Евреи древние живут.
Они весь день мацу готовят
С гефилт-а-фиш ее едят.

А дальше радостные негры
В Рэд-Хуке весело живут.
Они попкорн удачно жарят
И разные там барбекю.

А чуть южнее много русских
На Брайтон-Бич вовсю живут —
Они вас встретят хлебом с солью
И водкой крепкой угостят.

А много дальше в океане,
За статуей Свободы сразу,
Там, говорят, есть австралийцы,
Что с европейцами живут.

И их немало европейцев,
Они в другой футбол играют
И что-то там не то едят.

Да нам ведь и неинтересно
У нас есть всякое питанье
Нам и в Нью-Йорке хорошо!

Из нью-йоркских районов я плохо знаю Квинс, названный в честь королевы Екатерины Браганза после захвата англичанами в 1664 году голландского города Нью-Амстердам на реке Гудзон (тогда же был переименован в Нью-Йорк); и Статен-Айленд – название «остров Генеральных Штатов» так от голландцев и осталось; несколько лучше – Бронкс (the Bronx – свое имя получил также от голландцев, владевших островом с 1624 по 1664 годы: в Бронксе находилась ферма адвоката Бронка, который в 1640-х помирил население форта Нью-Амстердам с индейцами. В честь этого дали территории имя адвоката-голландца. С определенным артиклем the так это и звучит, на английский манер – не Бронк, а Бронкс).

Бруклин изучил вполне прилично, а Манхэттен исходил вдоль и поперек. Любопытно, что гости Нью-Йорка часто поверить не могут, что город небоскребов, знаковый мегаполис, финансовый мировой центр и прочее, старше Петербурга на 80 лет.

На Манхэттене я жил на Вейст-Сайде, в многоквартирном доме на двадцатом этаже, с завораживающим видом на степенную, спокойную реку Гудзон. Так что нередко моим любимым местом было широкое, почти во всю стену окно с узким подоконником. Закат над Гудзоном, с огромным, опускающимся за северное Нью-Джерси огненно-рыжим веером, с разноцветными бликами на манерно утекающей к Бруклинскому мосту воде и с трогательными импрессионистскими фигурками яхт и буксиров – оторвать взгляд было невозможно.

Из других любимых мест в Нью-Йорке сразу назову Централ-парк, поскольку жил от него в семи кварталах. Я изъездил его на велосипеде, любил посещать концерты на открытых площадках летом, а когда в 1999 году родилась дочь, каждый день гулял с ней по Централ-парку: ходил туда, как на любимую работу.

Ежегодно 8 декабря, в день смерти Джона Леннона, приходил к Земляничной поляне, где собирались тысячи битломанов и поклонников Леннона – и проводил там много часов. В одной из последних моих книг, «Нью-йоркский букварь», в первой части которой – 33 главы по количеству букв в русском алфавите, от «Амстердама» (А) до «Яблока» (Я), ведь второе название Нью-Йорка Большое яблоко, «Земляничная поляна», естественно, на букву З:

«Земляничная поляна»

«И не кончается объятье…»

Вспомнилось в эту минуту. Вест-сайд, 6.12 вечера, 13 июля

В парк входящему: вот, наконец, ты дождался, вошёл –
в позитивный, заветный для всех уголок Smultronstället,
где и Боргу, и Джону, и Йоко уже хорошо,
потому что, Представьте, там мир и свобода настали.

Это место любимо и свято, здесь жертвам почёт:
храм любви, райской музыки, вечного кайфа, согласья –
в день декабрьский я наблюдал, как рыдал Коля Васин,
как река меломанов текла целый день. И течёт.

Здесь и соль, и мука под ногами, прольётся вино,
храм опять не разрушен, он славен своими дарами,
и, Представьте: религии нету на свете иной,
чем такой, где нет ада и рая. И нет слова «амен».

Акра два с половиной на весь Централ-парк, на планету,
на весь космос поляны такой Земля(ни!) больше нету.

Недавно умерший Коля Васин – известный поклонник «Битлз». В его питерской квартире был открыт посвященный группе уникальный музей. Рядом с Земляничной поляной, на 72 улице, стоит дом «Дакота», в котором жил Леннон с Йоко Оно, и у входа в который он и был застрелен.

Еще одно место в Манхэттене — так называемая «Музейная миля». Вдоль Пятой авеню на Аппер-Ист-сайде растянулись на расстояние, больше чем в милю, 11 музеев, и некоторые из них (Метрополитен-музей, Музей дизайна, Еврейский Музей, Коллекция Фрика, Neue Gallery, Музей Гуггенхайма), и немного дальше – МоМА, просто нельзя не посетить. Поскольку изобразительное искусство для меня – не меньшая часть жизни, чем литература, то в этих местах я провел много времени, и много картин из 180-ти, которые иллюстративно вошли в мой экфрастический поэтический альбом-сборник «Словосфера» (2013) – из коллекций этих музеев.

Можно много говорить о любимых местах. Есть прекрасные островки отдыха, с улиц и авеню они обычно незаметны – с уютными скамейками и фонтанчиками, стекающей по вертикальным плоскостям водой и увитых плющом стенами.

Замечательны прогулки по Ист- и Гринвич-Виллиджам. Я люблю эти районы еще и потому, что там полно джаз- и рок-клубов, а также экспериментальных театриков Оф-Оф-Бродвей – и это то, на что ни времени не жалко, ни денег. Постановки в этих театрах нередко производят даже большее впечатление, чем топовые программы в рамках ежегодного летнего фестиваля искусств в Линкольн-центре, либо ежегодного осеннего Next Wave в невероятно интересных и разнообразных программах бруклинского центра искусств ВАМ.

Что касается ресторанов и баров, то в первую очередь – «Русский самовар» и «Русская рюмочная»: всегда шумно, весело и много знакомых. Если же идти по американскому списку, то здесь надо делить по национальным кухням, и это займет много места, поскольку ассортимент в Нью-Йорке невообразимо широк.

Нью-Йорк стоит обойти, прочувствовать, облечь в слова, запомнить намеренно и случайно… И если окажется, что это ваш город – вы останетесь благодарны ему на всю жизнь. Только сейчас прочел в книге «Дикоросль» литературоведа и литкритика Ольги Баллы «… когда читаешь «свою» книгу, хочется – и получается! – жить. Качество чтения и витальная сила находятся в тесной и прямой связи друг с другом. Кстати, то же самое – с (другими) городами, с их (всем телом) прочитыванием и перечитыванием. Если в них ради чего и ездят, то уж не в первую ли очередь – ради увеличения жизни в себе и повышения её качества?»

«В 2011 году, после почти 18-летнего перерыва, вернулся к поэтической деятельности», – пишет о вас «Википедия». Что было причиной перерыва?

Недавно меня пригласил в свою телепрограмму «Особое мнение» на телеканале RTN/WMNB журналист Александр Грант, блестящий знаток русской поэзии и мировой литературы, очень редкий читатель, который цитирует любимых им поэтов Серебряного века по памяти страницами. Он задал мне такой же вопрос. В его варианте это звучало примерно так: «Поэзия – это мышление образами. С этим рождаются, это дар божий. Что, можно вот так, на 18 лет, отказаться от дарованного богом типа мышления? Возможно ли это вообще?»

Как по мне, на этот вопрос давно ответил наше все – А. С. Пушкин, двадцатью строками стихотворения «Поэт». Ну, не требовал меня к священной жертве Аполлон без малого двадцать лет, и все тут! К 21 марта, Всемирному дню поэта, я написал стихотворение-аллюзию на классическое пушкинское, в двадцать, конечно, строк, их несколько осовременив, но тема – та же (не пишется поэту, и «… меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он…»):

пока не требует поэта
к священной жертве Аполлон,
он приготовит макарон,
добавит соуса «альфредо»,
посыпет «чеддер» в самый раз,
хоть лучше – тёртой «моцареллой»:
трудней глазунья, что сгорела,
закрыв намедни пару глаз

но лишь божественный глагол
до слуха чуткого коснётся –
он не пойдёт смотреть футбол
и, как бывало, не напьётся!
поэт свой вставит майкрософт
в круп златогривого пегаса,
откроет «ворд» – букв на пятьсот
чеканных строк для глаз-алмаза
набьёт на старте: муза на-
диктует в ухо из ай-фона…
пока поэтова жена
на кухне варит макароны.

Гранту же я более детально разъяснил, что, с одной стороны, был крайне загружен, времени хватало только на журналистские статьи и эссе, и просто-напросто «не писалось». Но с другой стороны, это «не-письмо» – противоположность другой теме, когда «нельзя не писать». Бывает, что не пишется, и я не единственный, у кого это происходило годами. Но, в ином варианте, случается, что не можешь не писать: возникает в голове образ, строчка, ритм, цепляющая мысль или рифма – и ты уже с четырех утра не спишь, и, проклиная бессонницу, начинаешь что-то изобретать, строку за строкой, пока не придешь к какой-то точке, когда результат тебя более-менее устраивает. Две стороны одной медали.

В 1994 году я открыл собственную еженедельную газету, и в каждый выпуск писал по две-три статьи. Это кроме решения самых разных издательских и редакторских вопросов. В 1995 году к этому присоединилось кафе Anyway, в котором я делил с партнерами участие в ежедневной работе. Мы разбили семидневку на присутственные дни каждого из трех партнеров, и если в мой день болел бас-бой, то в пять-шесть утра я мыл полы, посуду и выносил мусор из помещения. Если же уходил в час ночи повар домой, а в полвторого появлялась компания и занимала столик, то я становился к плите и готовил заказ по всему меню.

Мало того: в кафе проходило много творческих вечеров, перформансов, литературных чтений, даже фестивалей, раз в три недели мы проводили арт-вернисажи, так что и не до сна было, и не до поэзии.

С 2000 года я перешел на ТВ. Авторской ежедневной программе «Ни дня без строчки. Обзор американской прессы» этой осенью исполнится 21 год. В 2003 году появились еще две телепрограммы, существующие до сих пор: ежедневная «Утренняя пробежка» и воскресная, в вечерний прайм-тайм «Пресс-клуб». Параллельно я вел радиопрограмму в вечерний прайм-тайм, и был главным редактором (и писал, конечно, статьи) вначале в еженедельнике «Теленеделя», а затем – в быстро ставшем популярным еженедельнике «Метро».

Короче, в 2011 году меня пригласил выступить в Бостон-колледже профессор Максим Шраер, а у меня – все старое, десятки раз читанное, с чем выходить перед публикой не хотелось. Я несколько месяцев перед выступлением расписывался, вначале вообще ничего не получалось, но как-то телега эта с места сдвинулась – и пошло-поехало, до сегодняшнего, слава Богу, дня. В феврале этого года в московском издательстве «Формаслов» вышла моя уже десятая по счету книга. Так что, когда произносят тост «с возвращением!», а то и «с воскрешением!» – я присоединяюсь.

Фото: Shutterstock

Что для вас поэзия? Регулярная работа или порыв вдохновения? То есть можно ли писать стихи по какому-то графику или это всегда неожиданный прилив вдохновения, который нельзя запланировать?

Как можно сказать и о любом другом деле: есть варианты. Главное, и это проходит красной линией в творчестве Беккета, «все, что с тобой происходит – не твое дело». Если не пишется, ничего страшного: я давно уже заметил, что пауза в несколько дней, а то и недель (да, и в 18 лет!), вполне во благо – накапливается энергия. Как и при встрече с любимой, если вы какое-то время не виделись, обостряются чувства, усиливаются желания, концентрируется внимание на деталях, и точней видишь целое.

В то же время, если пишешь часто, то может ослабеть интенсивность письма, свежесть в ощущениях, потеряться острота взгляда. Думаю, такая же картина и по отношению к другим главным архетипам, известным наряду с «поэтом»: святой, герой, мудрец, пророк… Думаю, это очень хорошо представляют композиторы: в любой музыкальной композиции одно из основных – где сделать паузу, и какой длительности она должна быть.

Если традиционно считать, что поэзия – это работа души, то здесь легко перейти и к теме «поэт и личность, которая его представляет»; либо «личность – и поэт, который в нем беспокойно расположился». Насколько поэт и личность друг друга раздражают? Соответствуют ли друг другу, что в литературе достаточно обыграно, ведь при мелкой личности может быть крупный, значимый поэт, и наоборот. И не занимает ли в личности поэт место за счет потери ряда личностных качеств – и здесь уже известная проблема «гения и злодейства».

В конце концов, кого Аполлон требует к священной жертве: поэта ли, нередко безответственно плюющего на меркантильную, светскую, прозаическую сторону жизни; или личность, которая, к примеру, начав пить умеренно алкоголь и приведя в порядок хотя бы один из двух костюмов, поможет поэту жить более-менее комфортно?

Другое дело, нужен ли поэту комфорт, насколько он бежит от душевных травм и стресса? Вполне вероятно, это и есть его творческая среда, без которой мало что значимое родится, и здесь прямой путь к конфликту между благоразумной личностью и беспредельщиком-поэтом.

Возможно, что-то близкое имел в виду Карл Юнг в его хрестоматийной работе «Душа и миф: шесть архетипов»: «Снаружи люди более или менее цивилизованы, но внутри они все еще остаются дикарями. Что-то в человеке упорно не желает отказываться от своих истоков, а что-то другое верит, что все это давным-давно оставлено позади».

Иными словами, к вашим вопросам можно подойти и так: пока поэт не пишет, личность его также отдыхает, отходит от предыдущих вдохновений, и рада, возможно, этой передышке; а когда божественный глагол начинает касаться слуха, то не всякая личность готова это длительное время выдержать. Может, не пишется – и слава богу! Как на ипподроме, жокей ведь может лошадь до смерти загнать, если не позаботится о том, чтобы держать ее в узде и давать передышку. Простите за столь физиологичное сравнение.

Возможно, дуализм «поэт-личность» отражен в этом моем тексте-сатире, написанном восемь лет назад:

Согрела завтрак мне жена,
Затем – обед, а позже – ужин.
Она, конечно, влюблена
В такого значимого мужа.

Из школы дети – и давай
Ко мне садиться на колени,
Лишь отбиваться успевай:
«Ты – гений, папа! Просто гений!»

Из родственников – нет таких,
Кто был ко мне бы безразличен
И наизусть не знал мой стих
Всегда и только на отлично.

И вся великая страна,
От Сан-Франциско до Нью-Джерси,
Как марку ценного вина,
Мои стихи годами держит.

Геополитик, брат-поэт,
Электорат всех вместе партий
Убеждены: я – лучший цвет
Любой литературной карты.

И сам литкритик, на ходу
Отметив рифмы совпаденье,
Их шепчет ночью, своих губ
Не контролируя движенье.

А, собственно, всего делов,
И ты, читатель, в том свидетель:
Есть окончания на «ов»,
Но если техникой владеть и

Знать окончания на «ать»
И много прочих окончаний,
То можно запросто считать:
Уже шедевры за плечами.

Приставки, суффиксы – не в счет,
И даже корень слова – по фиг:
Есть окончание – почет
И благодарность всей эпохи.

Простой пример, куда бы уж,
Но если сбавить обороты:
Есть окончание – ты муж,
А нет – на палочке чего-то.

В быту и в подвиге, в труде,
Хоть в шоколаде, хоть в сиропе:
Нет окончания – ты где?
Не сомневайся, не в Европе.

Так ямб нас учит и хорей,
Тредиаковский и Державин:
Преждь окончаньем овладей –
И жизни выдержишь экзамен.

И этих победишь, и тех,
Кто сомневался в вашем даре:
Пример тому – вот этот текст,
Что в этот миг вы дочитали.

Кстати, а кого вы только что спрашивали: поэта или личность? Я, например, с полной уверенностью не могу сказать, кто из них на ваши вопросы сейчас отвечал. И поэт, и личность – всегда старше меня, соучастника этого интервью, я их знаю не так хорошо, как хотел бы. Так же, к примеру, мы (не)знаем своих маму и папу, а ведь еще Гейне предупреждал: «Надо быть очень осторожным в выборе своих родителей». Напомню, что всякого рода сочинителей Платон вообще предлагал выгонять за границы своего идеального государства.

Вы родились в Украине, жили в России, потом в Америке, имеете связи с Израилем. Как вы себя идентифицируете? Геннадий Кацов – украинец, русский, американец, еврей или просто человек мира?

Если честно, то я еще до сих пор не определился. Поэтому воспользуюсь подсказками трёх выдающихся эмигрантов первой, второй и третьей волн. Владимир Набоков писал: «Моя голова разговаривает по-английски, моё сердце – по-русски, и моё ухо – по-французски…»

Широко известно высказывание Иосифа Бродского: «Я еврей, русский поэт и американский гражданин»; у него же есть и такой вариант: «Я русский поэт, английский эссеист и американский гражданин».

Мне ближе высказывание выдающего поэта второй волны иммиграции Игоря Чиннова, которого Георгий Адамович называл первым поэтом после умершего в 1958 году Георгия Иванова: «Я жил девять лет во Франции – и французом не стал. Около семи лет – в Германии. А немцем тоже не стал. Теперь у меня американское гражданство. Но я русский эмигрант».

Во Франции и Германии я постоянно не жил, но в США уже 32 года: я русский эмигрант. А далее – можно добавлять по списку и по вкусу.

Меняет ли человека иммиграция? Как думаете, были бы вы сейчас другим человеком, если бы остались в России?

Был бы другим в любом случае. Я эмигрировал из СССР в январе 1989 года, и за столько лет, даже если бы там остался, несомненно, сильно изменился бы. За все эти годы мне удалось выбраться в Москву только один раз, в марте 1997 года. Вчера в телефонном разговоре с приехавшим в Нью-Йорк москвичом, вспомнил об этой поездке. И получил в ответ: «Это была другая страна». Бесспорно, ведь той страны сегодня нет на карте. Так что и я стал другим. И те, кого я на все эти годы там оставил, сами изменились и стали для меня другими, со всей логически обусловленной неизбежностью.

Но я понимаю, что ваш вопрос несколько об ином. По сути, да и арифметически, половину своей жизни я прожил в одной стране, а вторую половину – в другой. Как пронзительно написал Бродский, «…забыть одну жизнь – человеку нужна, как минимум, еще одна жизнь. И я эту долю прожил». Иммиграция, конечно, меняет человека. Кого как. Я знал тех, кого эмиграция калечила, изменила до потери индивидуальности – были среди них и те, кто при едва появившейся возможности возвращались назад; есть и немало примеров в подавляющем большинстве того, как люди себя здесь находят, отлично реализуются, успешны и благополучны. И это несмотря на то, что, если прибыл в другую страну на ПМЖ после 20-25 лет, то однозначно сталкиваешься с проблемой с иностранным языком, который приходится не только учить, но ежедневно по много часов на нем и говорить, и понимать сказанное в твой адрес; с непонятными традициями, странной ментальностью не каких-то американцев, а твоих соседей по дому и сослуживцев на работе; с системой ценностей, в которые годами вникаешь, и с законопорядком, с которым лучше дела не иметь.

При этом, если посмотреть с творческой точки зрения, то известный поэт-акмеист, критик и эмигрант Георгий Адамович обозначил условия, в которые поэт попадает в эмиграции, как «метафизическую удачу». Для эмигранта (и эмигранта в нынешних обстоятельствах также) это означает, что в обстановке полной изоляции от культурной и общественно-политической жизни родной страны, оказавшись за ее рубежами и вне русского массового читателя, писатели остаются наедине с мироустройством. И острее всех чувствуют, каково предназначение Поэта и опасность глобального кризиса культуры – и глобального кризиса вообще. «Метафизическая удача» – это приз в творческой судьбе поэта-эмигранта, как в обыденной жизни выигрышем и спасением была для Адамовича эмиграция в 1923 году из большевистской России.

Что вы, как поэт, творческая личность и журналист, думаете и чувствуете о 2020 годе? Пандемия, жестокие протесты в США, не самые простые выборы?..

Вы не поверите, но эти кровоточащие темы – в вышедшей в феврале моей книге «На Западном фронте. Стихи о войне 2020 года». В ней я высказал в поэтической форме то, что думаю по этим поводам, что чувствую и от чего страдаю, поскольку год был непростой, и возможно – первый в последующем ряду тревожных, если не катастрофичных с самых разных точек зрения лет. Понятно, что здесь и общая на весь мир беда – пандемия COVID-19, с ее дистанцированием и карантином, при котором в немалой степени были ущемлены хрестоматийные свободы западной демократии:

в полом покрытом бетоном молчании
голос грача прилетевшего к марту
ливень прошел церемонией чайною
днем расплескав вдоль обочин заварку

в пасти витрины зловоние кариес
и до субботы застрявший прохожий
с новой судьбой карантинного парии
мастера флейты без сна и без кожи

он потрясен ему душно и муторно
хочется выпить повеситься да и
только представьте в эпоху компьютеров
он за стеклом день и ночь наблюдает…

И нынешняя беда цивилизованных стран в виде навязшей на зубах политкорректности, cancel culture с выбрасыванием книг из библиотек и сносом памятников. И реальная американская трагедия с лозунгами расового, гендерного и социального равенства в форме так называемых «мирных протестов», которые мы наблюдали в захваченных погромщиками и мародерами американских городских районах на протяжении всего лета и начала осени 2020 года.

ты стал в кеноше однорук,
ты инвалидом стал в кеноше:
теперь одесной нет износа
не поздорову — подобру

ты стал в сиэтле одноглаз,
ты инвалидом стал в сиэтле:
не те бы выбили, так эти —
об этом, собственно, и сказ

ты стал в чикаго одноух,
ты инвалидом стал в чикаго —
и лучше даже слышишь как бы,
хотя могло б одно из двух

ты стал в нью-йорке одноног,
ты инвалидом стал в нью-йорке:
ошуюю ходить до морга
теперь судьба твоя, сынок

ты в портленде убит совсем,
ты в портленде стал твердым трупом,
но как ты мог? ведь ты был другом,
ты был товарищем нам всем

ты в вашингтоне стал слезой,
из глаза в вашингтоне вытек
того, что был в сиэтле выбит,
а в портленде был дальнозорк

ты в граде божьем, наконец,
в какой-нибудь аделаиде,
где ходят вверх ногой и видят,
что сеньке каждому — венец

Книга состоит из трех частей («Ковидии», «Актуалии», «Персоналии») – и все тексты посвящены темам разодранной противоречиями Америки, с ее незавидной, похоже, судьбой, поставленной политиканами и власть имущими на карту. Никто ведь в США не застрахован от повторения гражданской войны, а последние события показывают, что живем мы на пороховой бочке. При этом создается такое впечатление, что одна из команд по игре в глобальный покер не только пользуется крапленой колодой, но еще и запугивает соперников, членов жюри и зрителей, прекрасно понимая, что только такими методами, под как всегда благими лозунгами о защите демократии и заботе о человеке, они могут захватить власть и руководить страной все ее светлое будущее, либо, как у поэта, «на всю длину потемок».

Фото из личного архива Геннадия Кацова

К сожалению, в истории хватает примеров, чтобы представить, чем все это может закончиться. К несчастью, все мы сегодня – заложники этой ситуации, и если не пытаться противостоять, то и ее жертвы.

империи падают с громом,
пред троном шатается трон –
за фатумом следуя скромно,
храни свой последний патрон

то кризис весенний наступит,
то кризис за ним нефтяной –
будь с ангелом зла неподкупен,
противься любою ценой

коль мор нападет, предположим,
на город и рубит с плеча:
не дрейфь, ты погибнуть не должен –
сам выберешь место и час

есть руки судьбы – будь в них рыбой:
скользи, не сдавайся, плыви…
стать жертвой – не может быть выбор
ни твой, ни твоих визави

С одной стороны, в книге основной фон – пессимистический («как будто ты рожден в плену / и знаешь все приметы / мы выиграли ту войну / и проиграем эту…»), а с другой – остается вера в то, что разум победит прогрессирующий социализм в Америке; капиталистические ценности с конституционными свободами устоят под чудовищным напором, ну и, чтобы совсем уж оптимистично, красота, как завещал нам классик, спасет мир!

Что бы вы посоветовали новым иммигрантам, которые недавно переехали в США?

Раз уже переехали, причем в такое непростое для страны время, то наберитесь терпения. Изучение английского, что жизненно необходимо, и погружение в него – это надолго, так же, как и постижение социума, его традиций, культуры, законов и привычек, его плюсов и минусов, которых немало, как и в любом открытом обществе. Тут, как говорится, «Заходи – не бойся, выходи – не плачь!»

Прежде всего, не делайте однозначных выводов – они не только поспешны, на начальном этапе, но и ошибочны, скорей всего. Если вы молоды – идите учиться: диплом о высшем образовании пока еще имеет смысл. Если вы все еще молоды, но не настолько, чтобы учиться – ищите работу, не идите по пути получения пособий – это путь в никуда.

Пусть вас утешет то, что Америка действительно страна больших возможностей и многим удается в ней достичь своих целей. Если вы хотите трудиться – вы обязательно что-то построите; если вы хотите ничего не делать и быть бездельником – в США сегодня высокая вероятность того, что вам это удастся. Но использовать шансы, чтобы осознать здесь смысл своего индивидуального, уникального поэтому проекта и реализовать его — мне нравится больше. Здесь еще и тема собственной идентичности, ваших корней и системы ценностей, представлений о мире, которые важно в Америке не потерять – и это то, что вы в «плавильный» американский котел добавите. Чего вам искренне желаю!

каждый пусть помнит хотя бы свое:
имя, откуда, куда, чего ради…
время – бескрайний прозрачный ковер,
скучный орнамент в котором украден

шорох пустыни, тоска пустырей,
нить для основы, самой собой тканной:
каждый – фрагмент в ней, набросок, сырец,
копия чья-то, забывшая сканер

этим орнамент, похоже, привлек
вора, который беспамятству верен:
каждый – приходит сюда, как предлог
для приговора его к высшей мере

жизнь – как обмылок, когда берегут
контур с почти исчезающим жиром:
тут бы шекспир произнес very good!,
если б родился и в стратфорде жил он.

Читайте также на ForumDaily:

Объявлены номинанты на премию ‘Оскар’ 2021 года: полный список

Бывшие нелегалы: знаменитости-иммигранты, которых могли депортировать из США

Как иммигранты приносят пользу стране, в которую они приехали

Эти странные русские: 10 ‘наших’ привычек, которые удивляют иностранцев

Хотите больше важных и интересных новостей о жизни в США и иммиграции в Америку? — Поддержите нас донатом! А еще подписывайтесь на нашу страницу в Facebook. Выбирайте опцию «Приоритет в показе» —  и читайте нас первыми. Кроме того, не забудьте оформить подписку на наш канал в Telegram  и в Instagram— там много интересного. И присоединяйтесь к тысячам читателей ForumDaily New York — там вас ждет масса интересной и позитивной информации о жизни в мегаполисе.