‘Взглянуть на конец света’: впечатления американца от поездки в Чернобыль

В марте 2020 года Марк О’Коннелл специально для New York Times рассказал о поездке в чернобыльскую зону отчуждения, которая состоялась еще до пандемии коронавируса. Сегодня, 26 апреля, в 35 годовщину катастрофы на Чернобыльской АЭС, публикуем фрагменты его истории от первого лица.

Фото: Shutterstock

Мы были с сотне километров от Зоны, и мои мысли уже обратились к смерти. Это не имело ничего общего с радиацией и касалось безопасности движения. Я ехал в микроавтобусе по трассе между Киевом и зоной отчуждения вокруг Чернобыльской АЭС. Автобус ехал с угрожающей скоростью, а водитель и гид лет сорока по имени Игорь был занят посторонними делами в смартфоне.

Мне довелось сидеть впереди с Игорем и его молодой коллегой Викой, которая готовилась стать аккредитованным гидом. Примерно в 40 минутах к северу от Киева перед нами ожил экран и начал показывать фильм о Чернобыльской катастрофе. Видео было задумано как учебник и все были в курсе основных фактов: как рано утром 26 апреля 1986 года испытание на безопасность закончилось неконтролируемой ядерной реакцией; как это вызвало пожар в активной зоне реактора, который горел не менее девяти дней; как впоследствии советское правительство создало запретную зону вокруг электростанции; как эвакуировали около 130 000 человек, из них более 40 000 жителей Припяти, «города будущего», построенного для рабочих; как огромные усилия по обеззараживанию потребовали сноса целых городов, вырубки лесов и закапывания их глубоко в отравленной земле.

Мои опасения по поводу будущего — вероятные катастрофические последствия изменения климата, наша уязвимость перед всевозможными немыслимыми катастрофами — в течение некоторого времени выливались в одержимость идеей «апокалипсиса». Я был в своего рода извращенном паломничестве: я хотел увидеть, как будет выглядеть конец света. Я хотел бродить по его руинам. Я хотел увидеть то, что иначе нельзя было увидеть, осмотреть останки человеческой эпохи. Зона представила эту перспективу более ясно и сурово, чем любое другое место, которое мне было известно. Это было мое понимание. Но я тогда не понимал, что будущее или что-то в этом роде было ближе. Я не понимал, что вскоре города по всему развитому миру будут заблокированы в попытке подавить распространение смертоносного вируса, врага, столь же невидимого и коварного в своем роде, как и радиация, и столь же способного уничтожить сущность общества в мгновение ока.

Вы сразу чувствуете силу противоречия. Зона притягивает и отталкивает. Все говорит вам, что это место, которое враждебно и опасно для жизни. И все же дозиметр, который Игорь протянул для проверки, когда мы стояли у автобуса на границе Зоны, показал уровень радиации ниже, чем тот, который был зафиксирован в Киеве, где мы сели в автобус утром. За исключением некоторых точек, большая часть Зоны имеет относительно низкие уровни загрязнения. Внешнюю часть 30-километровой зоны — радиус заброшенной земли вокруг самого реактора — вряд ли можно назвать бесплодным адом.

Вы сразу же поражаетесь странной красотой этого места, необузданным буйством природы, наконец, освободившимся от своего главного достижения, своего проблемного ребенка. Дорога, по которой вы идете, изрезана беззаботной настойчивостью жизни, вырывающейся, продолжающейся. Середина лета, день жаркий, шепчет ветерок и повсюду над руинами летают бабочки… В этом колоссальная ирония Чернобыля: поскольку это место огромной экологической катастрофы, этот регион уже несколько десятилетий практически лишен человеческой жизни; он фактически представляет собой обширный природный заповедник.

Вика обратила наше внимание на невысокое здание с обвалившейся крышей. Когда-то это был магазин, в котором, помимо прочего, можно было купить мороженое. Три десятилетия — это долгий срок, но все же впечатляло, насколько полно природа захватила контроль над этим местом. В этих руинах было не легче представить себе людей в джинсах и кроссовках, которые едят мороженое, чем на взорванных проспектах Помпеи представить людей в тогах, поедающих оливки.

Гидам запрещают водить людей в здания, потому что есть риск обвала конструкций. Но если этого не делают одни, делают другие. Игорь пояснил, что судьба местного туристического бизнеса висит на волоске и зависит от национальности первого человека, который будет ранен или убит во время тура. Если украинец, все будет как обычно. Если европеец, то полиции придется немедленно пресекать гидов, которые заводят людей в здания. Но в худшем случае — американец. Это, язвительно заметил Игорь, означало бы немедленное прекращение всего предприятия.

По теме: Поездка в Чернобыль: чем зона отчуждения привлекает тысячи иностранных туристов. ФОТО

Экскурсия добралась до окраины города и до заброшенного парка развлечений, самой узнаваемой достопримечательности Припяти. Кинематографический вид катастрофы: колесо обозрения, неиспользованные бамперные машинки для игровой гонки, заросшие мхом, качающиеся лодки, наполовину разрушенные ржавчиной. Торжественное открытие парка было запланировано на празднование Международного дня трудящихся 1 мая 1986 года, поэтому парк никогда не использовался. Уровни радиации в целом вполне безопасны, но в некоторых участках высоки: например, мох на машинках содержал сложную смесь токсинов. Дикие собаки и кошки также могут представлять риск, потому что они свободно бродят в частях Зоны, которые не подвергались дезинфекции.

Фото: Shutterstock

В том, что когда-то было магазином электроники, подошвы наших туфель хрустели о разбитое стекло экранов, и с помощью смартфонов мы запечатлели тревожный вид потрошенных старых телевизоров. Мы гуляли по тому месту, где когда-то был музыкальный магазин, среди хаоса разлагающихся пианино. Все это было отягощено печальным намеком на неизбежный упадок мира, внутреннее устаревание наших объектов, нашей культуры: осознание того, что все, что с нами выживет, является мусором.

Один из попутчиков предположил, что здания, должно быть, изначально были построены поспешно и плохо.

«Нет, — ответил Игорь, быстро стряхивая насекомое с плеча камуфляжной куртки. — Это будущее всех зданий».

Фойе школы было устлано тысячами учебников и тетрадей. Поднявшись по лестнице, с которой давно сняли перила, я провел рукой по стене, чтобы не упасть, и почувствовал растрескавшуюся краску под моими пальцами. Мне было 6 лет, когда случилось бедствие. Что я вспомнил о времени? Странные рождения, человеческие тела, искаженные за гранью природы: образы не самой катастрофы, а ее долгих и жутких последствий. Я вспомнил чувство зачарованного ужаса, которое было связано в моем сознании с коммунизмом и демократией, и ссорой, которую я понимал как борьбу между добром и злом, а также с идеей ядерной войны, чувством неудачного будущего.

В большом классе наверху стулья для малышей были расставлены по кругу, и на каждом сидели гниющая кукла или изношенный плюшевый мишка. Визуальный эффект был достаточно жутким, но что действительно тревожило, так это осознание того, что эта сцена была тщательно организована посетителем, именно для того, чтобы ее можно было сфотографировать. И это затронуло суть того, что я находил жутким во всей идее катастрофического туризма, в котором я был так же замешан, как и любой, кто стоял здесь.

Я взял в руки рисунок с динозавром и был удивлен грустью от мысли, что ребенок, нарисовавший эту картину, так и не смог забрать ее домой, чтобы показать родителям; он должен был оставить все это, свою школу, свой дом, свой отравленный мир. И тогда я осознал странность моего присутствия здесь, неправильность себя как фигуры в этой сцене: человека со стороны, из постапокалиптического будущего, держащего эту простую и красивую картину в руке и смотрящего на нее как на артефакт рухнувшей цивилизации.

Особый случай среди руин — Припять. Венеция наоборот: полностью интерактивный виртуальный рендеринг будущего мира. Это место явно нашего времени, но в то же время совершенно другое. Город был построен как образец советского планирования и изобретательности, идеальное место для высококвалифицированной рабочей силы. Широкие проспекты, обрамленные вечнозелеными деревьями, обширные городские площади, модернистские многоэтажные жилые дома, отели, места для занятий спортом и развлечениями, культурные центры, детские площадки. Люди, которые проектировали и строили Припять, считали, что они проектируют и строят будущее. Это исторический парадокс, который слишком болезненно рассматривать.

В основе Зоны находится Реактор №4. Вы его не видите. Не сейчас, когда он заключен в огромный купол. Это самый большой подвижный объект на планете: примерно 360 футов (110 м) высотой в вершине и 840 футов (256 м) шириной. Купол стал результатом масштабного инженерного проекта с участием 27 стран. В ноябре 2016 года готовый купол был сдвинут на рельсах над первоначальным укрытием, которое полностью вмещал. Зона. Объект «Укрытие». Саркофаг. От греческого sark означает плоть; phagus означает есть.

В паре сотен метров от нас было скопление расщепляющегося материала, который расплавился через бетонный пол здания реактора до подвала под ним, охладился и затвердел в чудовищную массу, которую назвали Слоновьей Ногой. Это, возможно, самый токсичный объект на планете. Это центр Зоны. Находиться в его присутствии даже недолго — крайне опасно. Час был бы смертельным. Каким бы скрытым оно ни было, его невидимое присутствие излучало мерцание сверхъестественного. Рабочие в строительных касках ходили по заводу и уходили. Было время обеда. Место работы, обычное место. Но это и своего рода святое место, где все время сжалось в единую физическую точку. Слоновья Нога будет здесь всегда. Она останется здесь после смерти всего остального, вечный памятник нашей цивилизации.

Вам может быть интересно: главные новости Нью-Йорка, истории наших иммигрантов и полезные советы о жизни в Большом Яблоке – читайте все это на ForumDaily New York.

Полынь — это кустарник, который несколько раз встречается в Библии, упоминается в Откровении как своего рода проклятие, возможно, гнев мстительного Бога. Чернобыль назван в честь растения, которое в изобилии растет в этом регионе (от слова «чернобыльник» или «полынь обыкновенная — Ред.). Этот вопрос лингвистического любопытства часто поднимается в комментариях к аварии и ее апокалиптическим резонансам.

Перед возвращением в Киев мы сделали последнюю остановку у градирни реактора № 5, высокой бетонной пропасти, которая близилась к завершению во время аварии и с тех пор оставалась заброшенной. Оказавшись внутри, мы бродили, безмолвно вбирая в себя необъятность сооружения. Башня поднялась примерно на 500 футов (более 150 м) в воздух к огромному отверстию, окружавшему небо. В сотнях метров над головой две птицы скользили по внутреннему периметру башни. Я долго сидел и смотрел на них. В том, что я видел, не было ничего апокалиптического.

Я подумал, что эти птицы ничего не могли знать об этом месте. Зона для них не существовала. Вернее, они знали это близко, но их понимание не имело ничего общего с нашим. Этот немыслимый памятник покорению природы не отличался от деревьев, гор и других одиноких построек на земле. Для этих кружащихся небесных призраков не существовало разделения на людей и нечеловеческих существ. Была только природа. Остался только мир и то, что в нем было.

Читайте также на ForumDaily:

Дитя Чернобыля: история единственного ребенка, родившегося и выросшего в зоне отчуждения

Шесть радиационных катастроф в СССР, о которых вы никогда не слышали

Машина времени: зачем сталкеры делают ремонт домов в Припяти

Другая, чем мы себе представляли: что думают американцы об Украине

Хотите больше важных и интересных новостей о жизни в США и иммиграции в Америку? — Поддержите нас донатом! А еще подписывайтесь на нашу страницу в Facebook. Выбирайте опцию «Приоритет в показе» —  и читайте нас первыми. Кроме того, не забудьте оформить подписку на наш канал в Telegram  и в Instagram— там много интересного. И присоединяйтесь к тысячам читателей ForumDaily New York — там вас ждет масса интересной и позитивной информации о жизни в мегаполисе.