‘Возможно, кто-то из ребят выжил благодаря моей помощи’: монолог вдовы инженера, погибшего на Чернобыльской АЭС
3 июня в США на экраны вышел заключительный пятый эпизод нашумевшего сериала “Чернобыль” от американского телеканала HBO. Сериал рассказывает об аварии на Чернобыльской атомной электростанции, о политике СССР в те дни, смертях ликвидаторов, жизни их родных и о многом другом.
В финале истории зрители узнают о настоящих причинах взрыва и о том, почему академик Валерий Легасов, прикрывавший официальную советскую версию трагедии на международном уровне, совершил самоубийство, пишет «Медуза».
«Цена лжи»
Серия начинается за 12 часов до взрыва — днем 25 апреля 1986 года Припять живет как обычно: вокруг цветущих клумб бегают дети, взрослые улыбаются друг другу, Людмила Игнатенко выбирает пуговицы в магазине тканей, а ее муж нянчится с соседским ребенком. Они стали одними из главных героев сериала, но в тот момент даже не подозревали, что менее чем через сутки их жизнь изменится навсегда.
В это время Анатолий Дятлов идет на станцию — на этот день назначены испытания безопасности реактора, и если все пройдет успешно, повысят всех: и директора станции Виктора Брюханова, и главного инженера станции Николая Фомина, и самого Дятлова. Для испытания нужно понизить мощность — и в эти часы реактор уже работает вполсилы. Но провести испытания днем не получится: Брюханову позвонили из Киева и попросили подождать 10 часов. Дятлов говорит, что это безопасно, и уходит домой поспать.
Уже после выступления на конференции МАГАТЭ в Вене Валерий Легасов живет в Москве — это март 1987 года. Легасов пошел на сделку с КГБ и рассказал в Вене официальную версию: реактор взорвался из-за ошибки операторов. Взамен он ждет ремонта всех 16-ти РБМК, работающих в стране. Заместитель начальника 1-го управления КГБ СССР Александр Шарков лично обещает ему звание Героя Советского союза и должность директора Курчатовского института. Но только после суда над Брюхановым, Фоминым и Дятловым.
По теме: Правда и вымысел ‘Чернобыля’: ликвидаторы ЧАЭС о самом популярном сериале в истории
Время идет. У Легасова начинают выпадать волосы. Ульяна Хомюк продолжает настаивать, чтобы он рассказал правду — если не в Вене, то в суде.
Суд проходит в Чернобыле. Первым свидетелем выступает Борис Щербина — он объясняет, что в 1983 году Брюханов подписал документ о вводе взорвавшегося реактора в эксплуатацию. Но документ был подделан — испытания не завершили. Была одна проблема: если станцию что-то обесточит, запасные генераторы начнут работать только через минуту — за это время может случиться взрыв. Паузу решили компенсировать энергией от все еще вращающейся турбины. Но может ли это сработать на самом деле? Это Дятлов и проверял — 26 апреля 1986 года была четвертая неудачная попытка этих испытаний.
Дежурившие той ночью Топтунов и Акимов никогда не участвовали в таких тестах. «Я должен сделать что-то впервые в жизни и с Дятловым над душой?», — спросил тогда 25-летний Топтунов, работавший на станции всего четыре месяца. Дятлов кричал на операторов и торопил их, на каждое их возражение он угрожал увольнением.
В итоге операторы не смогли сохранить баланс реактивности, объяснил Легасов суду. Из-за этого РБМК превратился в раскаленную бомбу. Остановить катастрофу можно было только одним способом — нажать кнопку АЗ-5. По этой команде стержни из бора должны были погрузиться в реактор и остановить процесс.
Кнопку нажали, и в этот момент случился взрыв — причиной стали графитовые наконечники стержней.
«Но почему?» — спросил судья.
«Почему? По той же причине, почему мы единственная нация, которая строит водографитовые реакторы с позитивным пустотным коэффициентом. Так дешевле», — ответил Легасов и признался, что его показания в Вене были ложью. Он сказал, что Дятлов не знал о неисправности реактора и что во всем виновато вранье властей. Однако ученый не увидел поддержки в глазах присяжных.
После заседания Легасова отвели в пустой кухонный цех. Через некоторое время туда пришел Шарков. Он сказал, что Легасова не расстреляют: было бы глупо делать это после выступления в Вене. Но глава КГБ пообещал ему одинокую бесславную жизнь без наград, признания и друзей. Легасова посадили в черную «Волгу» и увезли из Чернобыля на глазах его друзей — Ульяны Хомюк и уже сильно больного Бориса Щербины, больше они не увидятся. В эту минуту звучит фраза с легасовской кассеты: «Когда-то цена правды меня пугала. Теперь я спрошу — какова цена лжи?».
В финальных титрах — фотографии реальных героев и рассказ о том, что с ними произошло после катастрофы. После самоубийства Легасова о реальных причинах катастрофы узнали все — и реакторы пришлось починить. Некоторые высказывавшиеся против официальной версии ученые (их собирательный образ в сериале — Ульяна Хомюк) попали в тюрьму. Борис Щербина умер в 1990 году. Брюханова, Фомина и Дятлова приговорили к 10 годам исправительных работ. После освобождения Фомин вернулся к работе на атомной электростанции в городе Калинин. Дятлов умер в 1995 году, ему было 64 года.
Авария разрушила жизни тысяч семей, среди них была семья Анатолия и Эльвиры Ситниковых, о которых также рассказывают в сериале. Вдова Ситникова после сериала детально рассказала о том, что ей пришлось пережить.
Монолог вдовы ликвидатора аварии на ЧАЭС
В 1985 году Анатолий Ситников стал заместителем главного инженера по эксплуатации первого и второго энергоблоков Чернобыльской атомной электростанции. Во время аварии весной 1986 года Ситников обследовал аварийный четвертый блок АЭС. Он получил смертельную дозу облучения и умер через несколько недель после катастрофы. Его жена Эльвира Ситникова была с ним в это время в Москве и ухаживала за другими ликвидаторами.
Она рассказала изданию «Медуза» о своем муже, о том, как велись работы по ликвидации последствий аварии и о том, почему после катастрофы вернулась работать на ЧАЭС.
«Здесь люди по-человечески живут»
В апреле 1975 года мы с мужем приехали из Комсомольска-на-Амуре в Припять. В это время на Дальнем Востоке еще пыль, грязь и холод. А сюда приехали — уже все цветет. Я мужу тогда сказала, ты посмотри, здесь люди по-человечески живут.
В Комсомольске-на-Амуре Толя работал на судостроительном заводе, его там очень ценили и не хотели отпускать. Это я добилась его увольнения. Помню, ходила к парторгу, говорила, что из-за сложного климата у меня постоянно болеют дети, а я должна вырастить их здоровыми для государства.
Первые два года Толя жил в Припяти в общежитии, а мы с двумя дочерьми — в Николаеве у моего брата. Потом мужу дали квартиру, и мы переехали к нему.
Толя курировал строительство первого энергоблока Чернобыльской АЭС, потом был начальником смены реакторного цеха. Он бредил атомными станциями, мог сутками пропадать на работе. За все время жизни в Припяти мы ни разу на машине в отпуск не съездили. Один раз договорились, что все-таки поедем на юг вместе со старшей дочерью Ирой, которая специально приехала из Москвы, где училась в энергетическом институте. И вдруг незадолго до поездки муж сказал мне: «Главный инженер не отпускает меня, потому что все в отпусках, а работать некому». Я ответила ему: «Они все летом отдыхают, а ты еще ни разу не брал отпуск!». «Мне обидно, что ты меня не понимаешь», — сказал он. В общем, накрылась тогда наша поездка.
По теме: Перекрывали улицы и перешивали пуговицы: как сериал ‘Чернобыль’ снимали в Украине
Он жил работой. Однажды ночью разбудил меня и, показывая на несуществующий прибор, сказал: «Следи за ним, чтобы он не зашкаливал». А потом снова рухнул на подушку. Наутро ничего не помнил. А в другой раз Толя вдруг проснулся, бросился к приоткрытому окну: «Видишь, помещение открыто, разворуют все, и мы не сможем блок сдать!». Я ответила: «Спи-спи, я буду следить вместо тебя». Он лег и уснул. А назавтра опять ничего не помнил.
Я рассказываю это, потому что хочу вам показать, каким он был человеком. Он болел за свое дело, станция была его счастьем. Ради производства он готов был жизнь отдать. В конце концов, он ее и отдал. Как сказал один наш знакомый, он был солдатом, ему сказали — он сделал.
«Сегодня ваших мужей увозят»
В ту ночь [с 25 на 26 апреля 1986 года] ему позвонили и разбудили. Он сказал мне: «Я пошел, потому что на станции что-то случилось». И ушел туда, хотя это был не его блок, он за него не отвечал. Я не беспокоилась: уже не один раз на станции что-то происходило, но всегда — несерьезное. А утром проснулась: машины гудят, скорые ездят туда-сюда. А радио молчит. Потом мне позвонили соседи и сказали, что на станции что-то такое… Мы не физики и не понимали, насколько серьезная ситуация. Но на всякий случай я не пустила дочь в школу, хотя день стоял исключительный.
Где-то в 11 утра я позвонила на станцию и случайно попала на мужа. Он рассказал, что по устному распоряжению директора [Виктора Брюханова] обошел все близлежащие к реактору помещения. Он признался мне по телефону: «Мне очень плохо, меня рвет». Я говорю: «Иди в медпункт!» — «Я не могу идти…». И тогда я стала звонить в медпункт. Там мне сказали, что очень много больных, поэтому муж должен прийти к ним сам. В конце концов я уговорила их забрать его.
А потом мне позвонила из больницы знакомая врач и сказала: «Сегодня вечером ваших мужей увозят, не знаю куда. Разбирайтесь». И я помчалась в больницу. Уже в вестибюле меня схватил за руку какой-то врач и потащил на улицу. «Скажите, где мой муж!» — кричала ему я. А он в ответ: «Не положено, уходи отсюда!». Вот так все было грубо.
Мы [с другими родственниками] стояли у главного входа в больницу, а в это время наших мужей тихо увозили с черного. И как я только догадалась свернуть во двор… Вижу — за больницей стоит автобус, куда их заводят. Я кричу: «Толя, Толя!». И он выходит ко мне такой загорелый. Я ему: «Толя, все будет хорошо! Куда вас везут?» — «Мы не знаем. Не ищи меня, я выздоровею и сам к тебе приеду». — «Я все равно тебя найду!».
Я у него тогда спросила, почему он пошел в четвертый энергоблок, ведь он за него не отвечал. И он мне ответил: «Ты пойми, кто лучше меня знал блок? Если бы не мы, Украины бы точно не было, а может, еще и пол-Европы… Ты должна это понять». А как я должна это понять? Я осталась с двумя детьми, мужа увозят, что мне делать? Только потом я поняла. Наверное, тогда он впервые думал сначала обо мне и о детях, а уже потом — обо всех остальных людях.
Где-то через час наших мужей отвезли на самолет в Москву. Был вечер 26 апреля. Наш дом стоял на выезде из города, он был первым от станции. И мы видели, как красиво светится труба ЧАЭС: в небо поднимался столб света. Мы не понимали, что это, нас не предупреждали о радиации. Как раз 26 апреля из Киева привезли машину с огурцами, которых у нас было не достать, пиво. И этим торговали, зная о повышенном радиационном фоне. На улице гуляли люди, шла свадьба, все танцевали.
Уже потом на суде я спросила у директора Виктора Брюханова, почему сразу не сказали по радио, что надо закрыть окна, не выпускать детей. Он пожал плечами: «Я доложил…». Кому он доложил, меня уже не интересовало. Я считаю, это большое преступление. Именно за него надо было наказывать. А наказали в итоге тех, кто сам пострадал.
Связная у чернобыльцев
Утром 27 апреля нам объявили по радио, что будет массовая эвакуация, надо приготовиться. А у меня на вечер 27 апреля уже был куплен билет на поезд, чтобы ехать за мужем в Москву, потому что врачи в больнице в итоге сказали женам, куда отвезли их мужей. Поэтому когда милиционеры начали ходить по квартирам и стучать в каждую дверь, я не открыла. Пока все уезжали, мы с дочкой сидели в квартире тихо, как мышки. А по улице тем временем шли и шли автобусы с эвакуируемыми. Дочь насчитала 812 автобусов, а потом ей надоело.
Мы уезжали из Припяти с одним чемоданом. Взяли немного вещей, только чтобы переодеться: трусики, маечки. Стояло лето, было тепло, и мы не думали, что уезжаем надолго. Я сначала даже свои сбережения брать не хотела. У меня на стене в квартире висела совушка, и я сунула в нее свои цепочки, кольца. Потом сосед сказал мне: «Ты что, с ума сошла, бери с собой все ценное, мы же не знаем, на сколько уезжаем и кто здесь будет».
В Москву я приехала 28 апреля и сразу — к старшей дочери в общежитие. Там ко мне кинулись все наши дети из Припяти, которые учились в энергетическом институте: «Что случилось? Почему мы не можем дозвониться до родителей?». Я говорю: «Ребята, вы меня видите? Я живая? Вот и все живые, не переживайте». Так я их малость успокоила.
На следующий день я нашла больницу № 6, в которую положили моего мужа. Конечно, меня и близко к нему не подпустили, запрет был жесткий. Но зато я сумела передать ему записку и получила от него ответ. Помню, ехала обратно в метро, рыдала навзрыд и думала: пусть другие пассажиры, что хотят, то и думают, главное — мой Толя жив.
Потом через наше министерство энергетики и электрификации СССР я получила доступ в больницу: носила ребятам газеты, что-то им покупала, передавала письма, поправляла им одеяла, подушки. Когда они узнали, что я со станции, да еще жена такого человека, как Ситников, очень обрадовались, ждали меня, как родную мать. Они все лежали в отдельных палатах, им не разрешали встречаться. Я передавала им новости друг о друге, была между ними как связная.
Помню, в одной из палат был парень по имени Саша. Захожу к нему как-то, а он мне кричит: «Эльвира Петровна, не смотрите, я голый лежу». Я ему: «Ой, Сашенька, ты меня стесняешься, это очень хорошо! Значит, ты живешь!». А на следующее утро мне сообщили, что он умер. Сразу же после этого я столкнулась в коридоре с его женой, которая только-только к нему приехала в Москву. Она кинулась ко мне: «Ну как там мой Саша?». А у меня дыхание сперло, как я могу жене сказать, что ее муж умер? И тут, на мое счастье, ее позвал к себе в кабинет врач, и мне не довелось сообщить ей, что Саши больше нет.
«Напривозили мужей, а мы заражаемся»
Мне никто не говорил, что из-за радиации нельзя прикасаться к мужу и остальным ребятам, что это опасно. Но я и сама это знала. Мне не было страшно. Об этом вообще не думаешь, особенно когда у тебя там самый близкий человек. Я ведь даже не представляла, как буду жить без него. Но многие другие люди боялись. Один раз на меня закричала нянечка: «Что вы напривозили сюда своих мужей, мы от них заражаться только будем!». Я не обратила на нее внимания, мне было важно, чтобы выжил мой муж и все остальные ребята.
Но Толе постепенно становилось все хуже и хуже, у него был отек легких. Последний вечер я провела с ним. В какой-то момент он сказал: «Знаешь что, иди домой…». А что мне дома было делать, там меня никто не ждал. «Ты не понимаешь, — сказал мне Толя. — Тебе надо завтра в пять утра вставать и идти к ребятам, ты им очень нужна. Пока они будут лежать в больнице, ты должна быть здесь». После этого он вызвал врача, ему сделали укол, и он уснул.
На следующее утро я снова пришла в больницу и столкнулась в коридоре с нянечкой. Она была из тех людей, что вечно хотят первыми сообщать все новости. Она мне и сказала: «Ой, а у вас же муж умер!». Это было 31 мая 1986 года.
Толю похоронили на Митинском кладбище в Москве. Мне негде было даже купить черный платок на голову, в магазинах ничего не было. Тогда я позвонила в министерство и сказала: «Пусть вам будет стыдно, что я пойду за гробом мужа без головного убора». И назавтра нам всем привезли черные платки.
Сначала я хотела напиться каких-нибудь таблеток и уснуть. Такая боль была. Потом я все обсудила с собой: у меня две сестры, обе — очень хорошие женщины. Можно отдать детей одной из них, но она очень обидчивая. Если обидится, неделю не будет разговаривать. Дети мои пропадут. Вторая тоже любит дочек, но она любит чистоту: здесь обувь сними, здесь пройди. Мои дети такого не выдержат, у нас более свободно. И тогда я поняла, что мне надо жить, чтобы девочек поднять на ноги. Вот и все. Только это меня и спасло. Дети вытащили.
По теме: «Поднимай всех!» – переговоры диспетчеров в первые минуты после взрыва в Чернобыле
На следующий день после похорон я снова была в больнице. Кто-то из ребят мне тогда сказал: «Я не могу тебе в глаза смотреть, мне стыдно… Ты только мужа похоронила и пришла сюда». «Это он меня просил не бросать вас», — ответила я. Сама бы я, может, не смогла. Но и мне это тоже помогало вернуться к жизни, ведь я была постоянно занята. Возможно, кто-то из ребят выжил и благодаря моей помощи.
Помню, в реанимации лежит парень Саша, которого везли из Припяти вместе с моим мужем. Я к нему подхожу, а он сознание теряет. Я ему: «Саша, ну посмотри на меня, мой хороший. Ты меня узнаешь? Саша, запомни, все уже уехали отсюда, все давно в реабилитационном центре “Голубом”». «И Анатолий Андреевич?» — спросил меня Саша про моего мужа. Я кивнула, хотя Толя уже давно был похоронен. «Все уже выкарабкались, понимаешь? Теперь и ты должен. Ты молодой и сильный».
Прошло время. 26 апреля — в очередную годовщину — я стояла у могилы мужа. И тут меня сзади кто-то обнял за плечи. Поворачиваюсь, а там Саша. «Эльвира Петровна, как вы меня вытягивали…» — «Это не я, это все Толя… Он просил помочь всем ребятам». В общем, Саша прожил еще 20 лет.
Возвращение в Чернобыль
Рано, конечно, я стала вдовой. Всем молодым вдовам чернобыльцев я советовала: живите, выходите замуж, живому — живое! Это у меня уже такой возраст был [45 лет], что я предпочла детей и внуков. Да и не видела я мужчин, похожих на Толю. Мы с ним вместе прожили 22 с половиной года. И я думаю, дай бог каждой семье прожить так.
Я себя тогда чувствовала такой старой, даже сейчас, в 77 лет, кажется, чувствую себя получше. После смерти мужа я была словно каменная, лицо как маска, ни с кем не могла говорить, не могла спать, мучилась. Я сломалась. После смерти мужа и ухода за другими чернобыльцами в Москве два месяца пролежала в клинике неврозов, а после выписки вернулась в Чернобыль, на станцию, в лабораторию метрологии, где работала и до аварии. Мне нужны были деньги, чтобы поставить детей на ноги, чтобы ни у кого ничего не просить. Поэтому я должна была зарабатывать и за себя, и за их отца. До 1988 года я работала в Чернобыле вахтовым способом — месяц на станции, потом месяц — отдых в Москве.
Наша лаборатория находилась на втором блоке ЧАЭС в бетонном помещении. Я не знаю, какая радиация была на улице. Зачем мне было это знать? Я работала как зомби: вставала в пять утра, шла в столовую, затем садилась в автобус, который довозил нас до «грязной зоны», пересаживалась на другой автобус и на нем уже доезжала до станции. Там шесть часов работала и возвращалась домой. После работы я ничего не делала, никуда не выходила. Знаю, что приезжала Пугачева, но я не пошла на ее концерт. Я в таком состоянии была, что не до развлечений, я думала — жить мне или нет. И как вылезти из всего этого.
Говорят, со временем боль утихает. Да ничего она не утихает. Она затормаживается. А начинаешь рассказывать — и все опять всплывает. Может, если бы я снова вышла замуж, то немного утешилась бы. А так — ничего не проходит. Но я всех простила. Нельзя всю жизнь жить с чувством, что ты не простил. Сейчас уже все хорошо: у меня замечательные дочери, которыми Толя очень гордился, четыре внука, правнук. Видите, жизнь продолжается.
Как ранее писал ForumDaily:
- В июле 2017 года создатель сериала «Игра престолов», телеканал HBO, заявил о планах снять мини-сериал про аварию на Чернобыльской АЭС. Тогда начало съемок было заявлено на 2018 год.
- Выбор локации пал на Литву, поскольку там, как и во многих бывших советских республиках, есть много зданий и локаций, где еще сохранен дух того времени. Несколько финальных эпизодов снимали летом 2018 года в Киеве.
- 7 мая 2019 года НВО объявила о выходе в эфир телевизионного мини-сериала «Чернобыль» производства HBO и Sky.
- Сценаристом сериала выступил Крейг Мейзин, известный по фильмам «Охотник и снежная королева», «Без чувств», «Ангелы Чарли», а режиссером — Юхан Ренк («Ходячие мертвецы», «Во все тяжкие»). Он назвал эту работу крупнейшим проектом в своей карьере.
- Сценарий основан на реальных событиях, происходивших с момента аварии на протяжении двух лет после нее. Создатели пытались максимально точно воссоздать все костюмы и декорации того времени и постоянно консультировались с бывшими жителями Припяти и выходцами из Украины.
- «Мы надеемся, что зрители из Украины и Беларуси почувствуют — мы их правильно поняли, — сказал Мейзин. — Одежда, прически, традиции, культура, все соответствует действительности. Таким образом мы проявляем свое уважение».
- У Крейга Мейзина украинские корни. Говорит, это помогло ему прочувствовать глубину трагедии. Создатель сериала говорит, что «Чернобыль» не случайно выходит именно сейчас.
- «Мир должен знать полную историю Чернобыльской катастрофы, повлекшей за собой такие страшные последствия. Мир также должен знать имена и лица людей, которые так героически повели себя в борьбе с невидимым смертельным врагом», — говорит Крейг Мейзин. «Если мы забываем о страшных страницах истории, они могут повториться», — добавляет он.
- В итоге сериал «Чернобыль» получил на сайте IMDb оценку 9,6 балла из 10, и занял первую строчку в рейтинге «250 телешоу с самой высокой оценкой зрителей», обойдя ставшую культовой «Игру престолов».
Читайте также на ForumDaily:
Сериал ‘Чернобыль’ стал самым популярным в истории, обойдя ‘Игру престолов’
Американцы спасают собак в Чернобыле — некоторые недовольны, что часть денег идет на помощь людям
CNN рассказал о самой загадочной достопримечательности Чернобыльской зоны
Не только Бейрут: 11 страшных катастроф, которые произошли по вине человека
Первая ядерная катастрофа в России, о которой мало кто знает, глазами очевидца
Подписывайтесь на ForumDaily в Google NewsХотите больше важных и интересных новостей о жизни в США и иммиграции в Америку? — Поддержите нас донатом! А еще подписывайтесь на нашу страницу в Facebook. Выбирайте опцию «Приоритет в показе» — и читайте нас первыми. Кроме того, не забудьте оформить подписку на наш канал в Telegram и в Instagram— там много интересного. И присоединяйтесь к тысячам читателей ForumDaily New York — там вас ждет масса интересной и позитивной информации о жизни в мегаполисе.