Светлой памяти всех защитников Иерусалима посвящается

Галилея

Пролог
Осенью 66 года н.э. в Иудее началось мощное антиримское восстание, вскоре превратившееся в настоящую войну (Иудейская война, Великая война, Мильхама ха-гадоль). Поводом к восстанию послужило ограбление храмовой сокровищницы прокуратором Иудеи Флором. В наказание за последовавшие волнения Флор, явившись в Иерусалим, отдал часть города на разграбление своему войску, распял и предал бичеванию многих жителей города.
Зверства Флора вызвали народное сопротивление. Небольшой римский гарнизон, стоявший в Иерусалиме, был уничтожен. Наместник Сирии Гай Цестий Галл, в подчинении которого находилась Иудея, собрал армию (более 30 тысяч воинов) и в начале осени (в месяце Тишрей) выступил против восставших евреев. По пути к Иерусалиму Галл сжигал города и уничтожал их жителей. После карательной экспедиции в Галилее он прибыл со своими войсками к Иерусалиму и, обосновавшись на горе Цофим (Скопус), начал атаку на город. После многих дней бесплодных боев он решил отступить. Численность римской армии, ее умение, опыт и вооружение давали Галлу все основания для победы над неподготовленными к штурму жителями Иерусалима. Но Галл отступил в направлении приморской долины. До сих пор для историков остается загадкой, чем был вызван этот внезапный поворот. Как бы то ни было, евреи под водительством Элеазара бен Шимона бросились преследовать римлян. Римляне были окружены в ущелье близ города Бет-Хорон. Галл потерял пять тысяч воинов. Иудея была очищена от римлян. Оборона Галилеи была поручена Иосефу бен Маттитьяху (впоследствии его называли Иосифом Флавием), который сформировал повстанческую армию. Другим крупным военачальником восстания в Галилее стал Иоханан из Гуш-Халава (Иоханан Гисхальский), создавший партизанское ополчение.
Весной 67 года римский военачальник Веспасиан во главе 60-тысячного корпуса вторгся в Галилею. Силы иудеев и римлян были примерно равны. Разница заключалась в том, что римскую армию составляли опытные профессиональные солдаты, в то время как еврейская армия была фактически крестьянским ополчением, многие ее воины впервые взяли в руки оружие. Кроме того, римская армия была скована железной дисциплиной, а Флавий и Иоханнан вступили между собой в жестокий конфликт. Войска восставших, не имевшие ни боевого опыта, ни умелых командиров, были разгромлены. Попытка Флавия остановить продвижение римлян окончилась неудачей. Большинство его воинов бежало, а он сам с частью своих сил укрылся в городе-крепости Иодфат (Иотапата). В декабре 67 года н.э. Веспасиан появился под стенами Иодафата. С этого момента и начинается наше повествование.
Иоханан бен Цви
Впервые увидел Иоханан бен Цви мертвый город. Мертвых людей видел. Видел мертвых зверей. А вот мертвых городов никогда не видел. Сожженные дома без окон и дверей, окровавленные тела на улицах, всюду кровь. Черным зловещим остовом возвышалась над городком Мигдаль ха-Шемеш синагога. У порога синагоги, охватив руками груду старинных свитков, лежал растерзанный старик. Ветер трепал огромную гриву седых волос. Он казался живым, и это было страшно. Лучи заходившего солнца скользили по свиткам, Торы, по черным рядам букв, высвечивая слова: «Виноградника своего не обирай сам: иноплеменнику и неимущему оставь его. Я — Господь Б-г твой…» Яир осторожно обошел мертвого старика и вошел в синагогу. Пол был усеян обрывками свитков, пергаментными листками, обломками светильников. У стены, где вместо аарона чернела дыра, он увидел на полу обломок скрижалей завета и поднял его. На плоском камне были начертаны шестая и седьмая заповедь, но частица «не» оказалась отбита: «Убий! Прелюбодействуй!»
А в углу — детские башмачки. А у аарона — убитая и изнасилованная женщина.
Орлиное гнездо
Среди орлиных гнезд и скал Большего Хермона спряталось пристанище повстанческого отряда Иоханана бен Цви. Извилистые чуть приметные тропинки, которые вели к их пещере, были завалены обломками скал и пересечены оврагами. Колючий кустарник и фиговые деревья перед входом в пещеру сцепились и перепутались так, что сквозь них не могли пробраться и горные козлы.
Однажды поздно ночью сидели ребята из отряда у своей пещеры и негромко пели песни. Внезапно ветки кустарника раздвинулись. Показался высокий старик. Не спеша огляделся, подошел к костру, присел и долго молчал. Иоханан внимательно разглядывал его. Морщины на шершавом лице, черные от въевшейся копоти, хищный орлиный нос, жесткая складка тонких обветренных губ…
– Шолом, гебарим! — сказал старик после долгого молчания.
– Шолом! — ответил за всех Иоханан.
Помолчали.
– Я из Баниаса, из городка, недалеко здесь… — нарушая молчание, наконец произнес старик. И как-то по-дурацки добавил: — У нас шлюха в городке есть одна, вот какое дело.
Помолчали…
– Ты для этого, отец, башмаки свои по скалам бил ночью, чтобы нам об этом рассказать? — усмехнувшись, сказал Иоханан. — Спасибо, отец, будем мимо идти — завернем. Только одной-то нам маловато.
Все захохотали, а старик с досады в костер плюнул:
– Вот жеребцы… Да не в ней дело… К ней кобель один ходить наладился — вот какое дело!
– А кому же к ней ходить, как не кобелю? — засмеялся Иоханан. — Не священнику же к ней ходить…
Старик начинал злиться. Был он, видно, человеком своенравным и крутым.
– Нет, не к тем я пришел. Вы — не канаим, а ты — не Иоханан…
– Канаим мы или не канаим, отец, не тебе про то ведать. Ты лучше нам прямо скажи, зачем пришел? — Иоханан встал со своего места, обошел костер и сел рядом со стариком, опустив свою тяжелую руку на его плечо.
– Ну, говори!
Старик усмехнулся:
– Ты чего рядом со мной сел? Заколоть, если что, да? Заколи, заколи старика, который сам к тебе пришел. Все равно скоро помирать. А свои дела на земле я все уже сделал. Жену похоронил. Дочь замуж хорошо выдал. А сына Б-г не дал. Бояться я и смолоду ничего не боялся, а уж теперь… Мы в Галилее народ не слабый… — он засмеялся. — Меня Арье ха-Гаризим зовут. Может, слышал?
Бен-Цви вздрогнул. Неужели сам Арье?! Некогда самый знаменитый разбойник Галилеи. А не врет ли старик? Может, он римский лазутчик? У них это дело хорошо поставлено.
– Помнишь ли ты бен Нахми из Явне? — спросил Иоханан, которому отец как-то рассказывал, что он прятал Арье у себя в доме.
Густые брови старика взметнулись вверх.
– Мне ли его не помнить? А ты-то откуда его знаешь?
– Ну, это мое дело.
– Твое так твое… Спас он меня… Скрыл… Жил он на краю Явне, рядом с источником. Что ж я о нем такого знаю, что другие мне сказать не могли? — старик, видимо, понял, что Яир решил устроить ему проверку. — Да, вот какое дело… У него дамасский кинжал был, красивый такой… и надпись на нем… Что там было? Да, вот: «Не сомневайся!»
– Все правильно, — сказал Иоханан после недолгого молчания. — Извини, что сразу тебе не поверил. Так для чего…
– Так вот, я о кобеле этом… Римлянин он. Приезжает ночью, морду прячет. Охрана с ним. Интересно мне стало — кто таков? И знаешь, кем римлянин оказался?
– Ну?
– Цестий Галл — вот кто!.. Сам… А теперь слушай, завтра ночью…
Ночь без милосердия
Ночь… Земля отдыхает от забот, трудов и горя. Она полна своей особой музыки. Звон цикад, слабые звуки далекой песни, легкий шелест листьев, серебристых в лунном свете — все это сплетается в нежную симфонию ночи. Городок Баниас спит. Спят деревья, спят птицы, спят люди в своих домах. Спит мудрец рав Шмуэль и во сне разрешает сложные галахические вопросы. Лицо его строго и спокойно. Спит Шломо, городской дурачок. Он видит во сне, что достиг высших пределов человеческой мудрости — выучил все буквы, все двадцать две буквы. Спит урод Натан, лавочник и редкостный негодяй, и первая невеста городка, Эстер, тоже спит. И Натан видит голую Кетуру, а Эстер — своего жениха, который вызывает у нее отвращение. На гадком лице Натана блаженство, а личико Эстер в слезах отчаянья. Лежит в своей постели красавица Кетура, но она не спит. Свет дрожит в ее окне. Шелестят листья в ее саду. Не спят и семь канаим за ее садом. Они лежат в кустах, и их сердца слились в одно. Они ждут. Они слушают томительную музыку ночи. И вот доносятся звуки, которых они ждали: цокот коней, шум подъезжающей колесницы, фырканье лошадей. С колесницы спрыгивают двое. Скрип двери… полоска света на земле… приглушенные голоса… тени… вскрик женщины… Падение тела…
– Теперь иди вперед, — говорит Цестию человек с львиной гривой вьющихся волос, в которых много серебра. — Иди вперед… И помни: там, у себя, ты — легат, здесь ты — никто. Твой телохранитель убит!
– Кто вы? — говорит Цестий Галл хрипло.
– Мы — канаим, слышал о таких? — насмешливо спрашивает человек с львиной гривой волос. — Нет владыки, кроме Б-га, нет налога, кроме как для Храма, нет друзей, кроме канаим. Мы — ваша смерть! Понял?
Голос спокойный и властный. Галл молчит. Он унижен и напуган. За всю свою богатую приключениями жизнь он такого не испытывал. Смерть и раньше заглядывала к нему в глаза, но не так. У него всегда был в руках меч, а рядом — солдаты. А здесь — тьма, в спину колет острие кинжала, а рядом человек с львиной гривой волос, который командует им, Цестием! Легатом и любимцем Нерона! И человек этот негромко рассказывает Галлу о неведомом ему мире. О мире целого народа, о мужчинах, женщинах и детях, которые дошли до отчаянья от голода, унижения и страха. О мире страданий и лишений. Они долго идут вверх по дороге. Луна, камни, сухая трава по обочинам. Журчит ручей, поет песню жизни, падая в каменный бассейн. Края бассейна поросли ежевикой и волчьей ягодой. У Цестия пересохло горло. Человек с львиной гривой волос читает его мысли.
– Садись, — говорит он, — садись, отдохни, легат, выпей воды. Здесь самая сладкая вода во всей Галилее. Знаешь, дня два назад здесь отдыхали пять человек. Они шли на свадьбу и присели отдохнуть. Пили воду, говорили… Пять человек… Один — учитель. Все мальчики трех деревень учились у него Торе. Это наша святая книга. У вас нет такой. У вас вообще нет святых книг. Еще была повивальная бабка. Никто не появлялся здесь на свет без ее помощи. Еще — лекарь. Он лечил травами. Он исходил все дороги нашей округи. Он лечил и ваших собак… Я его однажды за это сгоряча чуть ножом под сердце не ткнул. А он смотрит мне в лицо… «Пред Господом все равны!» — говорит. С ним его сын и дочь. А мимо шел ваш отряд. Они на меня охотились. Но, видишь, не нашли. Подошли к роднику… Напились. А потом решили поразвлечься. Нас, видишь ли, не нашли, надо же было зло сорвать… Всех, кто здесь сидел, убили… Нет, девушку в живых оставили. Изнасиловали и бросили на дороге. Мать моя ее подобрала. Вот такая история вышла, легат… Таким вот отребьем ты командуешь… Вставай, дальше пойдем…
Дорога, камни, деревня, изгороди, дома, сады. Тихо, невероятная, гнетущая тишина. Целая деревня молчит… Ни вздоха, ни возгласа, ни хрипа. Где-то скрипит, открывается и захлопывается дверь… Снова открывается, снова хлопает…
– В этой деревне жили люди, — говорит человек с львиной гривой, — много людей. Их убили. Всех. За то, что они прятали наших. Сперва убивали детей на глазах родителей, затем женщин на глазах у мужчин. В этом доме спряталась одна женщина, посмотри, легат, посмотри, вот в этом… Ее нашли. Центурион предложил ей лечь с ним… За это он подарит ей жизнь. Ваши римские потаскухи плясали бы под ним за такой царский дар всю ночь. Но наша женщина убила его. Ударила его наугад ножом для рубки мяса. Из него вылился целый бурдюк крови. Потом убили ее… А теперь сюда подойди, легат… — голос человека с львиной гривой спокоен и властен.
Три человека подталкивают легата к сараю с настежь распахнутыми воротами.
– Здесь жила семья: отец, мать и четверо сыновей, — голос по-прежнему спокоен. — Старший служил в ваших легионах и погиб в Парфии. Двое — канаим — ушли в горы. Четвертый — мальчишка, при матери… Ваши пришли за канаим, но не нашли их. Тогда они схватили младшего и на глазах матери на этих вот воротах — потрогай эти ворота, легат, потрогай, тебе говорят, — распяли его.
– Этого не может быть, — говорит Галл. — Тебя обманули. Я дал приказ — не трогать женщин и детей.
– Нет, — говорит человек с львиной гривой, — нет, меня никто не мог обмануть. Я сам снял своего брата с ворот!
Галл молчит. Он чувствует сильную усталость. И желание все побыстрее кончить. Он садится на большой камень у стены. Он говорит:
– Если это правда, убейте меня. Что же вы медлите? Убивайте здесь. Я больше не встану.
– Встанешь! — коротко говорит человек с львиной гривой.
Трое поднимают Галла и ставят на ватные ноги. Его снова ведут. Раньше Галл видел таких, как они, на допросах и казнях. Они были в его руках, но он никогда не предполагал размеров их власти. Он и не знал, что именно им принадлежит земля, та земля, которую он приводит в покорность и которую ненавидит… Безумная, дышащая пустыней Иудея. Он и не знал, что у римлян в руках лишь дороги и крепости. И большие города. А чуть в сторону — и земля целиком принадлежит им. И сегодня он заплатит за свое незнание. Вчера его палачи их пытали, а сегодня… Ты думаешь о том, что будет через год, глупец, подумай, что будет через мгновение — так говорят их мудрецы. А через мгновение, ну, может чуть позже, не будет ничего. Совсем ничего. И вдруг жизнь, прекрасная, сладкая жизнь наполнила все его существо. Он не может быть убит, он не хочет быть убитым… И неожиданно для себя он падает на колени и хрипит: «Пощады!»
– Вот что, легат, — говорит человек с львиной гривой, — мы отпустим тебя и твоего телохранителя. Он не убит. Мы его просто слегка оглушили, чтобы глупостей не наделал! Отправляйся к себе. Надеюсь, ты не будешь дураком и не поднимешь на ноги свой легион. Иначе твоя позорная сегодняшняя ночь окажется у всех на языке. Это будет очень смешно… Да, вот еще… Через семь дней наступает наш великий праздник, Йом ха-Кипурим. В этот день Господь вписывает в особую Книгу судьбы всех людей на земле. Если ты сегодня ушел живым из наших рук, значит, Господь возлюбил тебя за что-то. Долго будешь жить! Хороших тебе записей в Книгу судеб!
Все смеются. Сломленный Галл медленно бредет к колеснице.
* * *
Вскоре Цестий Галл, повинуясь странному, но непреодолимому требованию души, передаст управление армией своему помощнику и самовольно вернется в Рим, чтобы поведать Нерону простую истину, вдруг открывшуюся ему: надо уйти из Иудеи, иудейская война — это начало конца империи. Но Нерон не примет его и прикажет бросить в темницу. Через два года Нерон покончит собой, а Галла выпустят из подземелья. И до конца жизни он будет рассказывать об удивительном народе и о Книге судеб, в которую вносятся записи о будущем человека.
Продолжение следует