Солженицын о евреях на войне. К 69-й годовщине Победы

Окончание. Начало в № 495

Аналогично строит Солженицын свое повествование, когда речь идет о евреях-фронтовиках. Сначала констатирует: «Число евреев в Красной Армии в годы Великой Отечественной войны было пропорционально численности еврейского населения, способного поставлять солдат». Что ж, спасибо и на том! Приводит данные о Героях Советского Союза, называет цифру награжденных боевыми орденами и медалями, скупо рассказывает о четырех Героях. Пусть они даже не самые известные и отличившиеся, но создает он тем самым ауру некоторой объективности и достоверности. И когда Солженицын говорит о том, что в армии и в тылу широко распространено было мнение об уклонении евреев от участия в боевых действиях, возникает надежда, что вот он, фронтовик, это лживое мнение, эту клевету злобную в своей книге опровергнет.
Солженицын констатирует: «Осталось в массах славян тягостное ощущение, что наши евреи могли провести ту войну самоотверженней: что на передовой в нижних чинах евреи могли бы состоять гуще… Это точка болевая, больная. Но если обходить больные точки — нечего браться за книгу о совместно пройденных испытаниях».
И Солженицын не обходит «больные точки». Цитирую: «Проще всего сказать (так и говорится — М. Ш.), что это — русский антисемитизм и нет для того ощущения никаких оснований». Спрашивается, из чего же у него возникло ощущение, что «на передовой евреи могли состоять гуще»? А вот из чего, декларирует Александр Исаевич: «Я — видел евреев на фронте. Знал среди них смельчаков. В моей батарее (60 человек) было двое евреев: сержант Илья Соломин воевал отлично всю войну насквозь и рядовой Пугач (вскорости утек в Политотдел). Среди офицеров нашего дивизиона (20 человек) тоже был еврей — майор Арзон, начальник снабжения».
В этом одном лишь абзаце до предела четко высвечивается точка зрения автора на степень участия евреев во фронтовой реальности: из двух солдат один утек в Политотдел, из 20 офицеров один еврей, да и тот начальник снабжения. И в дальнейшем применяет Солженицын такую же экстраполяцию — один лишь воин на троих евреев! И распространяет ее на всю войну и на всех участвовавших в ней.
Позволю себе большую цитату: «Но как бы неоспоримо важны и необходимы ни были все эти службы (речь идет о врачах и военных инженерах — М. Ш.) для общей конечной победы, а доживет до нее не всякий. Пока же рядовой фронтовик, оглядываясь с передовой себе за спину, видел, всем понятно, что участниками войны считались и 2-й, и 3-й эшелоны фронта: глубокие штабы, инженерства, вся медицина, многие тыловые технические части, и во всех них, конечно, обслуживающий персонал, и писари, и вся машина армейской пропаганды, включая и переездные эстрадные ансамбли, фронтовые артистические бригады — и всякому было наглядно: да, там евреев значительно гуще, чем на передовой».
И чтобы доказать эту самую главную, пожалуй, свою точку зрения, Солженицын приводит сведения, также тенденциозно подобранные. Процитирую только некоторые: «…Среди ленинградских писателей-фронтовиков, евреев по самой осторожной и заниженной оценке 31%, а то, значит, и выше… Под слово “фронтовик” кто только не самоподгонялся, а среди писателей и журналистов — более всего. Сколько таких фронтовиков осело в многотиражках — фронтовых, армейских, корпусных, дивизионных».
И Солженицын не пожалел страничной площади, сообщая о таких: мл. л-т Александр Гершкович, окончивший пулеметное училище, по дороге на фронт пристроился в дивизионную газету. Музыкант Михаил Гольдштейн рассказывал, что, давая концерты на фронте, он помогал рыть окопы. Комментарий: «Глазом фронтовика уверенно отмечу: совсем невероятная картинка». Евгений Гершуни, вступивший в народное ополчение, вскоре организовал там эстрадный ансамбль. Комментарий: «Озноб по спине у того, кто знает об этих невооруженных, даже необмундированных, обреченно гонимых на смерть колоннах — какой там ансамбль?»
Вот из этих-то считанных примеров и строит свою концепцию Солженицын. В ней не нашлось места майору Цезарю Куникову, истинному герою Малой Земли, 23 Героям Советского Союза — евреям, совершившим подвиги самопожертвования, такие же, как Матросов и Гастелло, 14 летчикам-евреям, пошедшим на смертельный таран, 200 000 евреям, павшим в боях. Что евреев — пехотинцев, танкистов, артиллеристов, саперов и других фронтовых бойцов было в тысячу раз больше, чем артистов и журналистов, доказано документально, и Солженицын это признает, но делает мимоходом, а внимание сосредотачивает на тыловых эшелонах.
Далее — в том же духе. Цитирую: «Тут уместно отметить, что некоторые отчаянные евреи принимали в войне участие еще острей и плодотворней, чем бы на фронте». Их в этом абзаце четверо. Против Треппера и Гуревича — вождей «Красной капеллы» — не возразишь, истинные герои. Героем был и разведчик Лев Маневич, да только он ведь в 1936 году попал в фашистскую тюрьму. Но уж четвертый персонаж шокирует наповал. Это видный партиец Михаил Шейнкман, который в 1941-м «попадает в немецкий плен, всю войну до конца — еврей и высокий политрук — пересиживает у немцев». Вот вам и один из отчаянных, которые острей и плодотворней… Получается, вроде и не нашел Солженицын других «отчаянных» евреев.
Плохо искал, однако. Если говорить о разведчиках, мог бы вспомнить Шандора Радо, Рахиль Дюбендорф, Героя России Яна Черняка — руководителей самых основных глубинных разведгрупп, действовавших всю войну. Мог бы вспомнить разведчиков-партизан — Героев Советского Союза Дмитрия Медведева и Исая Казинца, выдающегося диверсанта Героя России Юрия Колесникова (Ефима Герценштейна) и многих других. Вот именно — многих, поэтому слово «некоторые» воспринимается как кощунство.
Отдельный раздел главы показывает военное бытие евреев в глубоком тылу. Оно характеризуется привычно собранными цитатами: «Низкий уровень производительности труда депортированных (???) евреев служил у местного населения доказательством их нежелания заниматься физическим трудом». «Росту антисемитских настроений много содействовала активность, которую беженцы вскоре начали проявлять на товарном рынке».
Такое заявление резко контрастирует с его же собственными сведениями о 180 000 евреев, награжденных орденами и медалями за доблестный труд в тылу. Произведем небольшой подсчет. По Солженицыну, в неоккупированной части СССР проживало чуть больше 2 млн 200 тысяч евреев, из которых в армию призваны были 434 тысячи. Остались в тылу 1 млн 766 тысяч. По крайней мере, 70 процентов из этого числа нетрудоспособны, работать могли не более 500 тысяч, и каждый третий из них награжден за доблестный труд орденами и медалями. А остальные что же — на рынке спекулировали? Перебор получается, господин историк.
Между тем всю войну гитлеровцев громили тяжелые танки, созданные гением еврея Котина, самолеты конструкторов-евреев Лавочкина и Гуревича, вооруженные самыми мощными в мире пушками Нудельмана. Огненный смерч обрушивали на врага реактивные установки, созданные евреями Слопимером, Шварцем, Гваем и Эндекой, минометы Гинденсона, пушки Сандлера и Люльева, да всех и не перечислить. Оружие это ковали на заводах, которыми командовали евреи Быховский, Хазанов, Зальцман, Жезлов, Гонор, Рубинчик, Бидинский, Левин, Фраткин и др.
21-я глава завершается картинами повального истребления евреев на оккупированной территории. Но, описывая Холокост как величайшее злодеяние, не может Солженицын и в такой страшной гекатомбе не найти нечто, возлагающее вину за нее… на самих же евреев. Метода та же — подбор цитат: «Катастрофа была в значительной мере наказанием за грехи, в том числе — за грех руководства коммунистическим движением».
Перейдя к послевоенным делам, Солженицын постановляет: «Сам факт Холокоста послужил нравственным оправданием для еврейского шовинизма». И наконец: «Государство Израиль приняло на себя роль апостола культа Катастрофы среди других народов, ее священника, собирающего с народов положенную десятину. И горе тем, кто отказывается платить».
Вот так-то, господа! Пусть эти высказывания и не принадлежат лично Солженицыну, но собрал-то в одном блоке их он. Подлинное мировоззрение автора вполне отчетливо проступает сквозь камуфляж чужих речей. Своей книгой господин Солженицын вполне вписался в толпу клеветников, изображающих евреев — воинов Великой Отечественной войны как шкурников и трусов.