Режиссер о фильме, который сделал революцию в кино
В Нью-Йорке стартовал прокат украинского фильма «Племя», который взял Гран-при на Каннском фестивале.
Журнал Rolling Stone назвал эту картину о любви глухонемых подростков самым захватывающим фильмом 2015 года. Another Magazine включил его в список главных революционных картин за всю историю кино.
«Форум» встретился с режиссером Мирославом Слабошпицким после одного из показов в кинотеатре Film Forum в Нью-Йорке, где зрители организовали ему теплый прием, и принялись задавать вопросы. Создатель украинского шедевра рассказал о борьбе фильма за «Оскар», новой картине о Чернобыле и объяснил, почему никогда не возьмется за кино для массового зрителя.
В Европе вас приняли радушно: Гран-при на Каннском кинофестивале, номинация «Открытие года» от Европейской киноакадемии. Чего ожидаете от американского зрителя и чем отличается прокат в США?
Прокат только начался, но американская пресса довольно лестно высказалась, ведущие издания подогрели к фильму интерес. Мы никак не искали компанию, которая будет нас прокатывать за границей. Все сложилось само собой. Еще до Канского фестиваля появились компании, которые купили права на прокат в разных странах.
Сколько фильм собрал в Европе и какие ожидания от проката в Америке?
Есть минимальная сумма, которая выплачивается в любом случае, а дальше как-то распределяются прибыли. Я не очень об этом думаю. Все мои мысли о следующем фильме, над которым я работаю. Могу сказать, что в Украине его посмотрели около девяти тысяч человек, еще полтора миллиона — по телевизору. Относительно мира — «Племя» смело можно назвать самым успешным фильмом в истории современного украинского кинематографа. Нас прокатывают в 44 странах, проще перечислить, где его не показали.
Как идет прокат украинского кино в России, в свете нынешних отношений между странами?
Украина потеряла целый рынок, который был связан с производством российского кинопродукта на ее территории. Но меня это совсем не касается. Наш фильм выходил в прокат в России, он прошел «арт-хаузный» прокат очень тихо. Были кинотеатры, которые отказывались его брать по понятным причинам. В то же время, мы получили российскую кинопремию «Ника» [в номинации «Лучший фильм стран СНГ и Балтии»], которую до сих пор не можем достать из-за каких-то таможенных проблем.
Вы работали в России около семи лет, сейчас снова живете и работаете в Украине. Как Ваши российские коллеги относятся к событиям, происходящим между странами, были ли у вас лично конфликты на этой почве?
Я никогда не был в тусовке.
Уродов я не знал, а нормальные люди какими были, такими и остались.
Поэтому убеждать кого-либо в чем-либо не пришлось.
Вы снимали, когда началась революция, а закончили, когда Путин оккупировал Крым. Как это отразилось на картине?
Когда все случилось [оккупация Крыма], танки стояли не только возле Донецка или Луганска, войска стояли в том числе и со стороны Чернигова. Откуда до моей квартиры на танке ехать часа два. А у меня фильм в пост-продакшне. Поэтому у нас стоял тревожный чемоданчик, резервная копия материалов, был разработан план, как мы будем эвакуировать фильм в случае пятиминутной готовности, если что-то случится.
«Племя» — немой фильм, в котором играют глухие и непрофессиональные актеры. Это даст начало какой-то тенденции?
В «арт-хаусных» фильмах вообще мало говорят. Если посмотреть среднестатистический фильм с «Берлиналле», там достаточно мало говорят. В моем фильме эта тенденция доведена до предела, до приема, так сказать.
Тема исчерпана?
Успех картины инспирирован именно тем, что удалось сделать что-то очень новое, очень свежее, а в кино это практически нереально.
За более, чем сто лет, в нем уже все известно. И тут вдруг такой неожиданный поворот. Фильм необычный и именно поэтому, так или иначе, все люди реагируют на него. Поэтому, второй раз этот фокус повторить вряд ли удастся.
Работа над фильмом длилась больше года, удалось ли вам за это время на каком-нибудь уровне выучить язык жестов?
Нет, нисколько, да и цели такой не было, это неимоверно сложно, тем более наш язык жестов, потому что он отличается от американского. В американском есть некий алфавит, чтобы, к примеру, имя произнести по буквам имя или название. Для всего другого есть отдельные жесты, это как иероглифы.
На языке жестов я знаю ругательства — и мне их хватало. Для остального у нас были переводчики.
На какой стадии готовности ваш новый фильм «Люксембург», когда его можно будет увидеть?
У меня есть сценарий, и я в активной фазе работы над деталями: что, как и где мы будем снимать. Но так как в 90-е я провел в Припяти очень много времени и знаю там все и всех, то работа продвигается быстрее. В целом же фильм не только и не столько о Чернобыле, сколько о людях, любви и жизни там сейчас.
Какого фильма ждет массовый зритель?
Понятия не имею, я снимаю не для них. Мне всегда было наплевать.
Я снимаю то, что мне нравится и не верю в коммерческое кино. Забивать место между рекламой прокладок – не мое.
Прибыльный прокат в кинотеатрах Украины – это ерунда.
Исчерпан ли конфликт с оскаровским комитетом от Украины, который выдвинул на соискание премии фильм «Поводырь» Олеся Санина, а не ваш?
История не закончилась и не закончится. Сейчас мы с моими коллегами из Союза кинематографистов Украины, профсоюза, объединяющего тысячи кинематографистов разных профессий, разработали новые регламенты, обратились в оскаровскую Академию и хотим зарегистрировать новый комитет. Чтобы эта история больше не повторилась.
И хоть это уже не поможет фильму «Племя», какая-то радость от того, что мы раздавили эту букашку, все же будет.
В Нью-Йорке фильм показывали тут.
Подписывайтесь на ForumDaily в Google News