Американский музыкант с русской душой: виолончелист Ян Максин — об эмиграции, искусстве и кумирах
Американский певец и музыкант русского происхождения, виолончелист Ян Максин уехал из России в 17 лет, в начале 90-х, едва окончив среднюю школу, построил свою жизнь и творческую биографию в США. Он играет классику, джаз, блюз, этническую музыку, поет на многих языках, пишет музыку и песни. Одним словом, человек-оркестр. И все же, когда он берет в руки смычок и проводит им по струнам, понимаешь, что именно в этом — главная его сила. 5 января 2020 года в легендарном нью-йоркском клубе Ле Пуасон Руж состоится концерт этого уникального виолончелиста и композитора. На днях Ян Максин дал интервью Леониду Велехову, ведущему программы «Культ личности» на «Радио Свобода«.
Леонид Велехов: Я понимаю, что у музыки нет границ, в отличие от литературы, тем более для человека, который поет, если не ошибаюсь, на 15 языках…
Ян Максин: 22-х.
Леонид Велехов: Ого! То есть у меня устаревшая информация. (Смех в студии)
Ян Максин: Она у меня самого постоянно устаревает тоже.
Леонид Велехов: На 22 языках, а для виолончели, понятное дело, и перевода никакого не нужно. И, тем не менее, все-таки можно определить, где ваш главный слушатель – в Америке или в России?
Ян Максин: Мне не нравится слово «главный». Слушатели все похожи, на самом деле: люди, которые приходят ко мне на концерты, люди, которые слушают мою музыку в сетях, люди, которые мне пишут в Фейсбуке, ВКонтакте. Они все пишут примерно одно и то же, и я не устаю это читать никогда. Наоборот, это меня заряжает энергией, позволяет мне осознавать, что то, что я делаю, делаю не зря.
Леонид Велехов: А из этих 22 языков есть все-таки какой-то самый любимый, на котором вам больше всего нравится петь?
Ян Максин: Русский. (Смех в студии)
Леонид Велехов: Все-таки русский. Замечательно! А на скольких вы говорите?
Ян Максин: Говорю на четырех – так, как мы с вами говорим, – русский, французский, английский и испанский.
Леонид Велехов: А как, вообще, пришла такая мысль, что можно петь и аккомпанировать себе на виолончели? Потому что я лично не знаю прецедентов. Понятное дело – на гитаре, но я не видел певцов, которые аккомпанируют себе на скрипке или виолончели…
Ян Максин: Я вам честно скажу, я себя как вокалиста всерьез не воспринимаю. Я все равно музыкант, в первую очередь, виолончелист, композитор, поющий, скажем так, поющий виолончелист.
Леонид Велехов: Есть еще поющие виолончелисты в мире?
Ян Максин: Мне попадалось несколько человек, скажем так, не на большой сцене, но они есть. Я не знаю, был ли я самым первым или нет, но это не так важно.
Леонид Велехов: Да, это неважно, но у меня такое ощущение, что это ваше ноу-хау. А как оно родилось?
Ян Максин: Я вырос в очень музыкальной семье. Мои оба родители, несмотря на то, что у них были другие профессии, музыка всегда была центром всего в нашей семье, то есть она звучала и по радио, и на пластинках, и на бобинном магнитофоне и, конечно же, вживую. Отец и мама играли на фортепиано. Отец играл на гитаре, пел (и до сих пор поет) на разных языках, при том, что он не говорит ни на одном, кроме русского. У него были такие специальные тетради, где он рукописно, транслитом, переписывал все эти песни…
Леонид Велехов: Русскими буквами.
Ян Максин: Да, русскими буквами, и «Битлз», и французские, итальянские… Все эти песни были. И вот именно от него пошла вот эта тема. Я был влюблен в итальянскую эстраду, фестиваль в Сан-Ремо, я все эти песни пел. У меня был словарь… Не мог найти в то время итало-русский словарь, у меня был итало-немецкий словарь, и я переводил сначала с итальянского на немецкий, а потом с немецкого на русский, (смех в студии) чтобы понять, о чем они пели. По слуху эти песни я разучивал на итальянском языке. Параллельно я занимался на виолончели, параллельно я играл на гитаре: на виолончели я играл классику…
Леонид Велехов: Одно уточнение: это происходило в нашем…
Ян Максин: В Ленинграде это было.
Леонид Велехов: …духовно богатом, материально бедном Ленинграде еще в советские годы.
Ян Максин: Да, да, да, именно так – это было начало 80-х. Я учился в музыкальной школе-десятилетке, нужно было туда ехать на двух автобусах – занимало час, чтобы доехать. Я там занимался на виолончели, но как только я приходил домой, я брался за гитару, играл рок-н-рол…
Леонид Велехов: Были в музыкальной школе вундеркиндом, баловнем судьбы, любимцем?
Ян Максин: Нет! Совсем нет! Я был на грани профнепригодности.
Леонид Велехов: Серьезно?!
Ян Максин: Да. (Смех в студии). Но все это сводилось именно к психосоматике. Я был талантливым, но у меня с детства был такой панический страх этих преподавателей в школе, что каждый раз, когда я выходил на сцену учебного концерта и видел эту женщину, которая орлиными глазами сверлила меня с другого конца малого зала школы-десятилетки при Консерватории, у меня все зажималось настолько, что до физических недугов доходило. У меня к 15 годам уже была грыжа позвоночника.
Леонид Велехов: Ничего себе! И тем не менее не бросали это дело.
Ян Максин: Тем не менее, не бросал. Все, что можно со мной происходило… По всем законам природы, я должен был бросить очень давно виолончель, но каждый раз, когда я думал о том, чтобы бросить, вот это проектируемое чувство пустоты, которое у меня в голове возникало, когда я думал о том, как моя жизнь будет без музыки проходить, без виолончели, меня пугало больше, чем перспектива существования с виолончелью, с физической болью, душевной болью и всем остальным. (Смех в студии).
Леонид Велехов: А виолончель – это ваш выбор или, как бывает в музыкальной школе, ее, школы?
Ян Максин: Я уже не помню, что мне предлагали родители, но вот я услышал виолончель на пластинке… Это была пластинка Святослава Кнушевицкого, великого российского виолончелиста, к сожалению, не такого известного, скажем, как Ростропович, но я считаю, что звук его, действительно, совершенно уникальный. Он исходил из глубины души. Мне просто судьба, Вселенная в тот момент подарила эту возможность – услышать звук виолончели в исполнении Кнушевицкого. И у меня, как сейчас говорят, снесло крышу. Я погрузился в какой-то совершенно другой мир и мне захотелось играть именно на виолончели. Никто не возражал, родители не возражали, купили мне виолончель, отвели меня в музыкальную школу… Но вот у меня не срослось с первым педагогом.
Леонид Велехов: А что вы сперва начали делать – петь или играть на инструменте?
Ян Максин: Петь. Я поступал в эту школу-десятилетку с песней Вахтанга Кикабидзе «По аэродрому, по аэродрому, лайнер побежал, как по судьбе».
Леонид Велехов: О! (Смех в студии).
Ян Максин: Меня родители готовили с какой-то другой песенкой, я уже не помню, какой, но когда я пришел на экзамен, меня попросили спеть что-нибудь, и я спел то, что мне хотелось спеть. Спел, и меня взяли.
Леонид Велехов: Собственно, а почему и как вы уехали? Потому что, я вижу, это приходится на трудный, тяжелый период в жизни страны.
Ян Максин: Это 1992 год. Это было стечение целой череды обстоятельств. Я не могу даже сказать, какое из них был решающим фактором. Во-первых, была достаточно тяжелая ситуация в стране. Второй фактор – у меня особо не срасталось с этой школой при Консерватории. У меня даже не очень сильные шансы были, что я бы поступил в Консерваторию. В какой-то другой вуз поступать после школы-десятилетки при Консерватории было фактически нереально, потому что у нас физики и химии не было уже с 8-го класса. Потом у меня были такие романтические отношения с Америкой: я слушал западную музыку, смотрел американские фильмы. Мне просто хотелось посмотреть, как там люди живут, как вот эта музыка, которая звучит… Боб Дилан, весь этот интеллектуальный американский рок – я хотел узнать, как это все выглядело с другой стороны. И тут вдруг появилась возможность поехать в Америку по школьному обмену. Это был первый год после конца Союза, появились разные программы, и была программа Rotary International. О ней особо никто не знал, по-моему, конкурса особого не было. Я пришел на собеседование, меня взяли, и я поехал на год – на людей посмотреть, себя показать. У меня не было каких-то планов там остаться надолго. В Америке я пробыл год. Меня пригласили уже в Консерваторию еще остаться на четыре года. Я подумал – а почему бы нет?! Остался, раз есть такая возможность. Но я все равно думал о том, что я буду летать! Я там зарабатывал тем, что вечером играл какие-то халтуры, откладывал деньги на летную школу, потом учился на пилота. Там нужно было налетывать часы, я открыл кампанию типа «бла-бла-кара». Это было раннее время Интернета, и просто можно было опубликовать объявление: «Я вас довезу в радиусе 500 морских миль, куда хотите». И вот я набирал два-три человека и летел. Я с этого ничего не получал, но заработок покрывал мне аренду воздушного судна, и я налетывал часы.
Леонид Велехов: Вот уж, действительно, что не говори, кто будет после этого спорить, что Америка – страна возможностей.
Ян Максин: Это точно! И это для меня было самым главным опытом в Америке. Подсознательно я чувствовал, что Америка может мне это дать – способность к позитивному мышлению, которого мне не хватало в России в то время, очень сильно не хватало. Я начинал летать еще в России в аэроклубе. Я думаю, вроде бы люди занимаются тем же самым – самолеты, так же летают, по тем же принципам. Но в России было так много правил, постоянно какие-то ограничения, так нельзя, так нельзя, так нельзя… А в Америке вдруг оказывается все можно! Правил в десять раз меньше, но безопасность выше. Я думаю – ну, почему?!
Леонид Велехов: При этом, что и российская летная школа очень хорошая.
Ян Максин: Да, хорошая!
Леонид Велехов: Пилоты у нас замечательные.
Ян Максин: Да, и музыканты у нас замечательные.
Леонид Велехов: Да.
Ян Максин: Но все это достигаешь в Америке совершенно другим путем. Не таким путем, где нужно через максимальное количество препятствий пройти. Тут ты ставишь себе цель и думаешь о цели в первую очередь. А те препятствия, которые попадаются тебе на пути, они второстепенные. Ты по мере их поступления уже решаешь, как с ними быть. И как-то само все решается в итоге. Вот это для меня было самым большим отличием от России, когда я попал в Америку.
Леонид Велехов: Ну, и опять же, пилот-виолончелист – это, я думаю, не самое распространенное сочетание. Но в какой-то момент встал выбор – либо летать, либо играть?
Ян Максин: Да, даже выбора не было: он был сделан на ходу фактически. Мне было 24 года. И я параллельно и летал, и продолжал играть на виолончели. И так получалось, что мне нужно было скоротать еще пару лет на студенческой визе в Америке, и мне нужно было дальше идти учиться. И я пошел в аспирантуру, где встретил наконец своего учителя. Имя этого человека, дай бог ему здоровья, Сурен Багратуни. Невероятно талантливый музыкант, виолончелист.
Леонид Велехов: Тоже, как у Высоцкого поется, «из наших, из славян».
Ян Максин: Да, из наших, российских виолончелист армянского происхождения, лауреат конкурса Чайковского, шикарный педагог. Я был его ассистентом: учил его студентов тоже. И я себя почувствовал его коллегой, что я тоже, оказывается, музыкант.
Леонид Велехов: Наконец, вам послался хороший педагог.
Ян Максин: Да! Действительно, то, что исходит из моей виолончели – это чего-то стоит, первый раз я это почувствовал. И вот у меня появилась какая-то новая надежда, новая цель, новое все, уже во взрослом возрасте. А после аспирантуры вдруг появилась такая возможность – я сыграл конкурс в молодежный оркестр New World Symphony под управлением Майкла Тилсона и попал в этот оркестр. Это было в Майами.
Леонид Велехов: Раз Майами, вы играете кубинскую музыку?
Ян Максин: Играю, пою.
Леонид Велехов: Да?! Замечательно! Тем более, что вы выступали с Глорией Эстефан, я прочел.
Ян Максин: Да, и не только с ней. Я выступал и постоянно играл с кубинскими музыкантами на улице, где только не приходилось. Это стало частью моей культуры.
Леонид Велехов: А Майами это часть Кубы.
Ян Максин: Да, фактически. Я так всем и говорю, что Майами это Куба.
Леонид Велехов: Начали вы в оркестре: действительно, виолончелисты чаще всего и больше всего играют в оркестрах. И когда и как пришла мысль, и так повернулась судьба, что вы стали солистом?
Ян Максин: Вот когда я стал играть на виолончели сам, не в оркестре, а просто кто-то попросил сыграть что-нибудь, люди ко мне стали подходить и говорить, что, мол, именно ваша игра на виолончели затрагивать наши какие-то душевные струны, тогда я первый раз понял, что виолончель – это не только ради меня, ради того, чтобы мне самому получить от этого какое-то удовольствие, заработать деньги на жизнь, но это и что-то приносит людям. Вот уже во взрослом возрасте первый раз пришло это осознание. И это было отправной точкой для меня, моего музыкального пути – что я это делаю не только ради себя, а ради людей, которые слушают эту музыку, что это моя ответственность. Если моя музыка нужна людям, значит Вселенной это как-то предначертано, что я должен это им дать и как-то это культивировать уже. А как дальше культивировать – в этом заключался вопрос. Что именно я могу им дать как музыкант? Это какие-то другие слушатели, не те слушатели, не та аудитория, которая не так уже приходит на филармонические концерты. Я вдруг в какой-то момент осознал, что эта музыка интересна не только людям, которые приходят на концерты, но и тем людям, которые никогда не слышали виолончель. 98 процентам людей, которые не ходят в филармонию, возможно, тоже виолончель нравится каким-то другим образом. Я закончил работу в молодежном оркестре и после этого нужно было решать, чем дальше заниматься – либо пытаться искать работу в каком-то другом симфоническом оркестре, либо заниматься чем-то другим. И я четко уже для себя знал, что я должен заниматься чем-то другим, и фактически с нуля, с каких-то квартирников и концертов в маленьких клубах я стал заниматься тем, чем я занимаюсь сейчас. Это был эксперимент, то есть я играл все, что я умел. Я играл и сюиты Баха, играл и Гребенщикова, всю музыку, которую я знал, я играл…
Леонид Велехов: И пел уже, да?
Ян Максин: Да, играл и пел.
Леонид Велехов: А при каких обстоятельствах вы выступали со Стингом, с Андреа Бочелли?
Ян Максин: Когда я жил в Майами, там была концентрация этих селебрити, то есть там Глория Эстефан жила и Барри Гибб. Через них все эти дела крутились, через их продюсерские группы. И как-то так получилось, что меня сначала пригласила Глория Эстефан, потом через нее мой телефон куда-то попал еще, потом меня пригласили, когда Андреа Бочелли на гастроли в США приезжал …
Леонид Велехов: То есть Глория Эстефан – ваша отчасти крестная мать.
Ян Максин: Можно так сказать.
Леонид Велехов: Но виолончель, как и все струнные, — это все-таки инструмент про печаль? Или нельзя так ограничивать?
Ян Максин: Мне говорят: «Вы играете музыку, она такая грустная. Вы, наверное, меланхолик по жизни?» Нет, я не меланхолик. Я крайне позитивный человек до мозга костей, а музыку люблю грустную, пишу музыку грустную. Почему? Мне кажется, что именно через грусть и меланхолию мы можем достичь так называемого катарсиса или какого-то внутреннего очищения путем искусства в любой форме – через кино, литературу, музыку. Одно из произведений в моем новом альбоме называется «Nuove lacrime»(«Новые слезы»). Эта парафраз названия цикла Джона Дауленда, английского композитора XVII века. Его цикл назывался «Senex lacrimis, novum lacrimis», что в переводе с латыни означает «Слезы старые, слезы новые», с подзаголовком «Слезы радости, слезы печали, слезы очищения». И вот именно это как бы суммирует понятие того, что именно через эту грусть, печаль мы находим очищение, которое в свою очередь нам помогает найти что-то новое в себе. Вот мы выходим из кинотеатра, из концертного зала и чувствуем, что мы стали лучше, мы стали добрее. Какая-то появилась надежда внутри нас, что мы стали новыми, что наша жизнь может начаться заново, что все, что было, все наши какие-то грехи, все, чем мы были недовольны, в том числе самими собой, – все можно все начать сначала.
Леонид Велехов: Вне России для вас как для музыканта прошло двадцать с лишним лет, потому что вы стали приезжать с гастролями лишь два или три года назад в Россию. То есть прошла вся молодость, прошло начало уже зрелого периода.
Ян Максин: Выросли дети.
Леонид Велехов: Тем более…
Ян Максин: Это ключевое.
Леонид Велехов: А почему вы так задержались с приездом в Россию уже в качестве музыканта? И приезжали ли вы вообще?
Ян Максин: Приезжал, конечно. У меня родители живут в Петербурге. Я приезжал, навещал их регулярно, потом уже приезжал с сыном. Но поскольку я уехал, и как бы у меня не было никаких музыкальных связей с тех пор, то у меня здесь ничего в музыкальном плане не происходило. И я как-то ничего не форсировал. Я всегда верю в то, что всему свое время. И вот когда звезды выстраиваются определенным образом, получается. Так, действительно, и вышло: вдруг я получил приглашение от Давида Семеновича Голощекина.
Леонид Велехов: Знаменитого нашего джазмена.
Ян Максин: Великого российского музыканта, на концерты которого я ходил еще в детстве с отцом. И вот я получаю приглашение выступить на его международном фестивале «Свинг белой ночи». Так все началось. А сейчас я отыграл концерты от Владивостока и Якутска до Москвы и Петербурга, 27 или 28 концертов, фактически через все часовые пояса, и там уже были площадки по тысяче человек.
Леонид Велехов: Голощекинского мультиинструментализма вы не достигли, нет? Он играет на каком-то безумном количестве инструментов.
Ян Максин: Нет, я никогда не пытался, у меня не было таких амбиций – стать мультиинструменталистом. Я подхожу чисто утилитарно: есть гитара – я на ней сыграю, есть виолончель – я на ней сыграю, и на виолончели я сыграю лучше, чем на гитаре. Я могу из звучания последней больше извлечь. Но если нет виолончели, я сыграю на гитаре, если нет гитары, я сыграю на фортепиано.
Леонид Велехов: А вот так, если я поставлю вопрос. Вы – американский музыкант русского происхождения или русский музыкант, живущий в Америке?
Ян Максин: У меня было интервью с отцом Алексеем на канале «Союз», буквально вчера в Петербурге. И он сказал такую вещь в конце, он мне тоже задал этот вопрос: «Я считаю вас американским музыкантом с русской душой». Он дал такую формулировку.
Леонид Велехов: Хорошо сказал. (Смех в студии).
Ян Максин: Я скажу, может быть, на данный момент – это так.
Леонид Велехов: А где вы живете в Америке?
Ян Максин: На данный момент я живу в городе Чикаго. Этот город меня одновременно и вдохновляет, и заземляет – интересная комбинация. Если бы я жил в Париже, это было бы совершенно по-другому. Если бы я жил в Нью-Йорке, это тоже было бы по-другому. На определенном этапе моей жизни мне было полезно жить в этом городе. Как все будет развиваться в ближайшее время, я точно не знаю. В какие-то ближайшие пару лет будут определенные перемены – я совершенно не знаю, на каком континенте я буду базироваться, как все будет происходить. Но у Чикаго интересная энергетика.
Леонид Велехов: Энергетика безумная!
Ян Максин: Сильная энергетика, и заряжает вдохновением, и позволяет после каких-то гастролей, интенсивных поездок просто вернуться и перезарядиться.
Леонид Велехов: За что вы больше всего любите Америку, и что в ней в вас вызывает неприятие, отторжение, раздражение?
Ян Максин: Меня вообще ничего нигде не раздражает. Вот это чувство меня перестало беспокоить, наверное, уже последние два-три года.
Леонид Велехов: Вы такой positive во всем?
Ян Максин: Мне как-то все стало немножко, не хочу сказать – по барабану, но все какие-то негативные вещи, которые происходят, перестали оказывать на меня разрушающее влияние, скажем так.
Леонид Велехов: Благодаря тому, что вы живете в мире музыки?
Ян Максин: Наверное. Я попал в какой-то… Мне один очень интересный человек сказал, что «в какой-то момент ты начинаешь жить в потоке!» И я понял, что я, хотя бы частично, в этот поток попал. И когда ты в него попадаешь, то, действительно, уже все, что происходит вне этого потока, становится каким-то второстепенным. Если едешь по каким-то рельсам, то тебя толкает в разные стороны, но не выбивает тебя из этого баланса. То есть я нахожусь в состоянии позитивной стабильности постоянно.
Леонид Велехов: А к России я этот вопрос обращу. Все-таки вы на нее смотрите таким взглядом, более отстраненным…
Ян Максин: То же самое! Мне попадаются только хорошие люди везде, куда бы я ни приехал.
Леонид Велехов: Где эти люди были класснее всего, на вашем опыте?
Ян Максин: (Смех в студии). Трудно сказать. Куда бы я ни приехал, город становится моим любимым. Вот я первый раз сейчас побывал в городе Куйбышеве.
Леонид Велехов: В Самаре нынешней.
Ян Максин: Нет, нет! Значит, мне не так уже стыдно, что я не знал даже о существовании этого города. Этот город находится ровно между Омском и Новосибирском, ровно четыре часа оттуда и четыре часа оттуда. Раньше он назывался Каинск. До революции это был достаточно знаковый город. В в то время Новосибирска еще и в помине не было, но был Каинск, Каинский уезд.
Леонид Велехов: По-моему, сам Куйбышев оттуда родом. Поэтому это название.
Ян Максин: Куйбышев был в ссылке в этом городе. Но это был действительно центр – и торговый центр, и культурный центр. И вот я попал в этот город. Мне написала женщина, учитель музыки. У меня оставалось два выходных дня. У меня было семь концертов в Сибири – Томск, Новосибирск, Кемерово. И до Омска у меня было два дня – день переезда и день, чтобы отдышаться. И мне написала женщина: «Не могли бы вы приехать в Куйбышев, мы вам сделаем концерт». Я не мог отказать, я сказал: «Да, хорошо, приеду». И так получилось, что сначала они собрали маленький зал, а их глава города откликнулся и сказал: «У нас есть ДК, я его вам бесплатно дам. Используйте для этого концерта». И еще через новостные городские порталы он дал рекламу по всем каналам. И приняли меня с хлебом-солью. На примере этого города я понял, что все не так плохо у нас обстоит с культурой.
Леонид Велехов: Интересно. И название такое библейское – Каинск.
Ян Максин: Да, Каинск. (Смех в студии). Это новейший город на моей гастрольной карте, и у меня оттуда самые теплые воспоминания. И самое интересное, я жил в гостинице, по-моему, это единственная гостиница в городе, и вот я просыпаюсь, открываю окно, у меня стоит самолет прямо за моим окном, ИЛ-14.
Леонид Велехов: Бог ты мой! Все сошлось, как во сне.
Ян Максин: Да.
Леонид Велехов: Вы с сыном приехали? Я знаю, что у вас есть сын, который часто к вам присоединяется.
Ян Максин: Да. Но в этот раз – нет. Сейчас середина учебного года, а у него старшие классы школы.
Леонид Велехов: Чем он занимается? Куда собирается лыжи навострить?
Ян Максин: В последнее время у него проснулось российское самосознание, при том, что он родился в Америке, его мама американка. Он долгое время испытывал мало интереса ко всему российскому, в том числе и к русскому языку, несмотря на то, что в детстве я ему пел, читал, все это было. Но потом пошел в садик и совершенно потерял интерес к чему-либо русскому. И я ловил себя на том, что мне было даже с ним легче объясниться на английском языке. И мы несколько лет говорили по-английски, а потом вдруг у него проснулось такое какое-то культурное самосознание. Оно стало культивироваться у него сильнее и сильнее. На данный момент у него есть такие мысли – поехать учиться в Москву, в Щукинское училище.
Леонид Велехов: То есть он хочет стать актером?
Ян Максин: Актером или режиссером, он хочет снимать кино про войну и сам в нем сниматься. Сейчас он занимается в США исторической реконструкцией событий Второй мировой войны. И с Россией они тоже связаны, с этой общиной реконструкторов. И он там чуть ли не какой-то пост занимает, при том, что он самый молодой из всех этих реконструкторов. Он ездит на слеты. У них постоянные форумы какие-то происходят.
Леонид Велехов: Все-таки его случай подтверждает, что в России какая-то магнитная аномалия сохраняется.
Ян Максин: Конечно, конечно! Это феномен. Я сам для себя пытаюсь его разгадать – в чем заключается феномен этой культуры? Для меня это очень интересная тема, которую я открыл для себя пару лет назад. Именно, как культура определяется языком, на котором мы говорим? Как этот язык нас определяет? Где курица, а где яйцо? Развивался ли язык на основе культуры, или развивалась культура на основе языка исторически? Как этот язык определяет нас сегодня как носителей этой культуры?
Леонид Велехов: Эйнштейн считал, что мы и мыслим на языке. Не то, что язык выражает и формулирует наши мысли, а что мышление само происходит в языковой форме.
Ян Максин: Конечно!
Леонид Велехов: Из русских, я знаю, что вы любите и поете Гребенщикова и Вертинского.
Ян Максин: Обожаю! Гребенщиков – это мой музыкальный герой, кумир, как хотите, это назовите. Это человек, который больше всего повлиял на мою жизнь во всех ее аспектах. С тех пор, как мне было десять лет и я услышал его первый раз, моя жизнь стала другой.
Леонид Велехов: А Вертинский?
Ян Максин: Вертинский – через Гребенщикова. Я первый раз услышал Вертинского именно от Гребенщикова.
Леонид Велехов: Ну, конечно, он же его замечательно поет. Вертинский – эмигрант, вернувшийся в Россию, тосковавший по России. Вы себя не считаете эмигрантом?
Ян Максин: Ни на одну секунду я себя не считал таковым.
Леонид Велехов: Никогда?
Ян Максин: Ни на одну секунду, никогда!
Леонид Велехов: Интересно!
Ян Максин: Притом что, уехав в Америку, у меня никогда не было какой-то русскоязычной среды, в которой я бы вращался. Когда я приехал в Америку, первые годы у меня была очень интернациональная компания: были люди из Турции, из Южной Америки, из Африки… Такая была интересная компания, я от этого кайфовал. Действительно, это был такой котел, где было все. Для меня это было познание новой культуры через музыку. Мы встречались, каждый, кто умел, на чем играл, играли. У нас были вечера, где готовили, кто, что мог из своей страны. Для меня это было, наверное, самым определяющим фактором моего нового становления в Америке больше, чем сама жизнь в Америке, а вот именно этот интернационал на меня очень сильно повлиял. Но и жизнь в Америке тоже сильно оказала отпечаток на менталитете, на каком-то развитии. Опять же Франция для меня тоже была очень сильным культурным магнитом всегда. Несмотря на то, что я никогда не жил во Франции какие-то длительные промежутки времени, но то время, что я проводил во Франции, оно очень сильно на меня влияние оказывало. И даже то время, когда я не жил, а как я впитывал французскую культуру через музыку, литературу и все остальное, оно на меня, может быть, оказало настолько же сильное влияние, как американская культура, в которой я жил более четверти века. Поэтому вся моя душа, как лоскутное одеяло, наверное.
Леонид Велехов: Замечательно! Тем более что Америка такая страна, которая позволяет эту душу как лоскутное одеяло сохранить.
Ян Максин: Вот! Да!
Леонид Велехов: Конечно. Мы упомянули Вертинского, можно вспомнить еще одного моего любимца, Петра Лещенко. Они, будучи великими музыкантами, играли в ресторанах, пели в ресторанах. Для современного музыканта – это как-то зазорно? Ушла уже эта культура?
Ян Максин: Почему? Я выступаю, например, на каких-то площадках типа того же клуба Макаревича, джаз-клуба «Бродячая собака» в Новосибирске, где столики, народ выпивает.
Леонид Велехов: Ну, это все-таки артистические кафе.
Ян Максин: Но все равно. Мне часто пишут: «Ой, вы выступаете в «Бродячей собаке»! Как вы, музыкант, можете петь под звук тарелок, ножей и вилок!» Мне кажется, что есть люди, которым комфортно приходить в такие места…
Леонид Велехов: Конечно.
Ян Максин: А как я могу их обделить своей музыкой, если они не придут по каким-то другим причинам в филармонию? Моя задача – донести музыку до как можно большего количества людей. Если мне нужно сыграть в метро, я сыграю в метро. Если мне нужно поехать в Африку и сыграть, где угодно, я это сделаю. В то место, где люди по-иному не попали бы на мой концерт, только там – в Доме престарелых, в Детском доме, где угодно!
Леонид Велехов: Замечательно!
Ян Максин: Это моя миссия такая. Это то, что делает меня счастливым.
Леонид Велехов: Замечательно! Закончим мы наш разговор именно на Вертинском.
Ян Максин: Александр Вертинский «Пес Дуглас».
Читайте также на ForumDaily:
Как почти бесплатно посетить лучшие бродвейские шоу в Нью-Йорке
10 лучших ресторанов с русской кухней в Нью-Йорке
15 удивительных профессий, о которых вы могли не знать
Подписывайтесь на ForumDaily в Google NewsХотите больше важных и интересных новостей о жизни в США и иммиграции в Америку? — Поддержите нас донатом! А еще подписывайтесь на нашу страницу в Facebook. Выбирайте опцию «Приоритет в показе» — и читайте нас первыми. Кроме того, не забудьте оформить подписку на наш канал в Telegram и в Instagram— там много интересного. И присоединяйтесь к тысячам читателей ForumDaily New York — там вас ждет масса интересной и позитивной информации о жизни в мегаполисе.