Последняя ночь юной баронессы - ForumDaily
The article has been automatically translated into English by Google Translate from Russian and has not been edited.
Переклад цього матеріалу українською мовою з російської було автоматично здійснено сервісом Google Translate, без подальшого редагування тексту.
Bu məqalə Google Translate servisi vasitəsi ilə avtomatik olaraq rus dilindən azərbaycan dilinə tərcümə olunmuşdur. Bundan sonra mətn redaktə edilməmişdir.

Последняя ночь юной баронессы

Продолжение. Начало в № 529

Катастрофа

У Василия в голове помчались путаные мысли:
– Опять арест? Точно арестуют. Теперь уж надолго. Связь курсанта школы МГБ со шпионкой! Сейчас этот штатский скажет: «Пройдемте в машину».
Но майор Чижов заговорил о другом:
– Мы посоветовались с вашим командованием и решили, если Марина вышла на вас, то лучше мы ее покрутим, чтобы она не занялась кем-то другим, менее опытным офицером. Она специально охотится за офицерами в чине полковника и выше. Не вы один у нее на примете. Так вот, продолжайте с ней встречаться. Чтобы она ничего не заподозрила, проявляйте к ней мужской интерес. Будьте настойчивы. Может быть, она будет задавать какие-то конкретные вопросы. Обо всем будете меня информировать. Встречаться будем на конспиративной квартире. Вот адрес и телефон. Никому ничего не сообщать. Даже самым близким и надежным людям.

На первой же встрече на конспиративной квартире капитан передал Гаранину определенную сумму денег, как он выразился, «на ухаживание». После этого Василий во время танцев стал более плотно прижимать к себе Марину и, к немалому удивлению, обнаружил ее податливость и ответное желание. Однажды она очень крепко прижалась к нему и поцеловала его в губы.
Узнав об этом, майор Чижов порекомендовал:
– Действуй настойчивее. Ты ей явно нравишься, может быть, мы ее сможем вербануть.
А Марина на очередном свидании предложила:
– Давай пойдем к моей подруге, потанцуем, выпьем хорошего вина. Мне надоели рестораны.
В квартире подруги Марина и Василий оказались одни. Танцуя, она затянула его в спальню и стала сбрасывать с себя одежду. В постели Марина буквально покрыла поцелуями все его тело, а потом застонала, искусав ему шею и плечи. Обессиленная, упала, почти потеряв сознание. Очнувшись, сказала:
– Ну все, теперь я погибла… Теперь без тебя жить не смогу.
Услышав об этом, майор Чижов без всякого выражения заметил:
– Поздравляю, теперь она наша. Сделаем компрометирующие фотографии и…
От этих слов Василию стало не по себе. Значит, будут скрытой камерой фотографировать то, чем он занимается с Мариной в постели? Если раньше он шел на встречи с ней без особых эмоций, то теперь, представляя, как за ним наблюдают, ощутил невероятную гадливость. В спальне Василий украдкой огляделся: где же та камера, которая за ними следит? Он уже изучал на занятиях по вербовке подобные приспособления, но найти их в комнате не смог.
А затем случилось непредвиденное. Однажды Гаранин зашел в ГУМ и… Нет, почудилось, конечно, почудилось, такого и быть не может. Со второго этажа по лестнице спускалась Эльза… Не поверив глазам, он всё же бросился вниз, догнал незнакомку, заглянул ей в глаза. Эльза, это была она!
– Вася?
– Да, Эльза, да! Какое счастье, что мы встретились. Это судьба. Умоляю, дайте мне свой телефон.
– Запишите, только побыстрее, я опаздываю на лекции. Я учусь, а живу в общежитии, на Пироговке.
– Где вы учитесь? — спросил, записывая номер телефона, Васька.
– Я побежала. Звоните. Я очень рада, ужасно рада!
И она счастливо засмеялась.
С этого момента жизнь Гаранина осветилась теплым светом глаз Эльзы. Он просто не мог жить, не мог дышать без неё. Но приходило воскресенье, и надо было отправляться на выполнение задания. Марина набрасывалась на Василия, как только он переступал порог «их» квартиры, и тащила его в постель. Ненасытная, стонущая от страсти самка высасывала из него все силы. И он проклинал безвыходность положения.
Как-то Василий и Марина встретились в метро. Марина громко смеялась и обнимала возлюбленного, не обращая внимания на то, что люди, стоящие рядом на эскалаторе, неодобрительно смотрят и отворачиваются. И вдруг он шестым чувством уловил, что кто-то пристально смотрит на него. Огляделся и увидел: на другом эскалаторе стояла Эльза! Она широко раскрыла свои золотистые глаза, не веря тому, что видит. Василию казалось, что лестница движется целую вечность, и все это время Эльза глядела на него, не отводя глаз.
Всю ночь Гаранин не мог заснуть. Взгляд Эльзы сверлил ему голову, и он кривился, стонал, будто совершил что-то постыдное, чему не было прощения.
На очередной встрече майор сказал:
– Ну все, игра кончилась! Мы её завербовали, и ты обрываешь с ней все контакты. Командование наше тебе, товарищ Гаранин, объявляет благодарность за успешное выполнение особого задания, в результате которого мы нейтрализовали опытную английскую вербовщицу.
Некоторое время Гаранин жил как после тяжелой болезни. Он ходил на занятия, бывал в спортзале, в тире, но все, весь мир выцвел, стал тусклым, липким, недобрым. Люди, которые его окружали, потеряли для него всякий интерес. Впереди у него не было будущего. Эльзе он не позвонил, не находя для себя никаких оправданий. Объяснять ей, что он контрразведчик и что она стала свидетелем одного из эпизодов своеобразной контрразведывательной операции, было невозможно. Но и забыть Эльзу он был не в силах. Она жила в каждой клеточке его сердца. И страшно замирало сердце при мысли о том, какая, вероятно, могла бы быть у них счастливая жизнь.
И снова Вена
Незаметно подошли выпускные экзамены. Гаранин считался способным и перспективным курсантом, но экзамены сдал посредственно. Любовь к Эльзе, вошедшая занозой глубоко в сердце, мешала ему сосредоточиться. То надежда, то отчаяние постоянно растравляли раны его сердца. То он думал о том, что еще не всё кончено, что он найдёт Эльзу и всё объяснит ей, что у них будет жизнь счастливая и долгая, то в отчаянье понимал, что Эльза никогда не простит его предательства, даже если он и расскажет ей всю правду. И он сознавал, как мучительно он любит её и как безысходна эта любовь. Порой на душе становилось так тяжело, что его буквально тянуло в петлю. Поэтому экзамены у него прошли на грани провала, но он всё-таки получил погоны младшего лейтенанта.
По правилам школы специальная комиссия по результатам экзаменов (да еще учитывая короткое пребывание в тюрьме) должна была направить его в какой-нибудь Магадан или Сыктывкар простым опером в районное управление. Неожиданно в обход комиссии его вызвали прямо в управление кадров МГБ. Такое случилось в школе в первый раз. Принял его пожилой полковник, заведующий специальным сектором. Он долго листал личное дело Гаранина, затем, оторвавшись от папки, неожиданно спросил:
– За вас ходатайствовал один крупный советский разведчик, который во время войны работал в абвере, а затем в СД. Вы догадываетесь, кто это?
«Либер! — мгновенно вспомнил Гаранин. — Как же я мог забыть это!»
Вслух он сказал:
– Я был знаком только с одним советским разведчиком, служившим в абвере. Подлинной фамилии его я не знаю, а псевдоним не имею права разглашать.
– Ишь, конспиратор нашелся! Ладно, к делу это не относится. Вы направляетесь в распоряжение резидента советской внешней разведки в Вене Виктора Кулигина. Он работает под прикрытием должности начальника отдела кадров нашей комендатуры в Вене. Вот ваши документы, — с этими словами пожилой полковник протянул Гаранину толстый конверт из плотной серой бумаги. — Вылетаете через два дня самолётом. Пока отдохните и купите себе приличный штатский костюм. Желаю удачи!

Столица Австрии возникала незаметно, вырастая исподволь из-за виноградников, маленьких фабрик и нарядных пригородных дач, подернутых густой пеленой осеннего дождя.
Шофер, сержант Сергеев, уверенно и быстро ведет свой виллис по шоссе, проложенному от военного аэродрома к центру города. Мелькают дома с частыми оспинками от пулеметных очередей на респектабельных, украшенных тяжелыми кариатидами фасадах. Кругом развалины, груды щебня, глубокие воронки на мостовых. Развалины, пожарища, уже заросшие травой. Хотя улицы еще пустынны, Сергеев сбавляет ход: рабочие восстанавливают водопроводную трубу, и надо переезжать по шаткому узкому деревянному настилу, перекинутому через глубокую канаву. Кое-где около груд мусора неторопливо возятся люди. Справа вырастает величественный старинный собор в стиле барокко. Перед ним в тенистом сквере устало, облокотясь на поручни каменного кресла, сидит каменный старик. Что-то знакомое мелькает в его крупной, низко склоненной голове, в его задумчивой позе. Опять собор, чудом уцелевший среди развалин, — на этот раз с узкими, рвущимися ввысь, стрельчатыми окнами. Громадный, массивный дворец среди густого парка, полыхающего багрянцем осени. Снова памятник. Снова тенистый сквер. Своеобразен, красив этот город, даже опаленный войной. И все же чужой, неведомый…
Виллис едет по центральной, старинной части Вены: широкие современные улицы пересекаются узкими переулками. Запутавшись в этом лабиринте улиц и переулков, Сергей останавливается у тротуара и, безбожно коверкая немецкий язык, спрашивает пожилого венца, как проехать к зданию советской комендатуры. Пожилой господин предупредительно и пространно объясняет, что советская комендатура помещается во дворце Эпштайн, рядом со зданием парламента.
Сергеев благодарит, резко разворачивает виллис и жмет вперед по Рингу. И вдруг у Гаранина радостно сжимается сердце. Вот она — советская комендатура. На фасаде массивного здания комендатуры слева от входа огромный портрет Ленина, справа — такой же портрет Сталина в маршальской форме. У подъезда советские солдаты с автоматами. Словно частица родной земли в этом незнакомом, чужом городе. При входе — строгая проверка документов. У лестницы на четвертый, последний этаж — еще одна. Там — святая святых. Отдел кадров и разведка. В приемной подполковника Виктора Кулигина сидит мужчина лет тридцати в черном штатском костюме. Бросается в глаза старомодное пенсне в металлической оправе. Внешне он чем-то напоминает школьного учителя.

– Младший лейтенант Гаранин? — спрашивает мужчина сухо. — Товарищ подполковник ждет вас.
На пороге кабинета появляется подполковник Виктор Кулигин. Гаранин вытягивается в струнку.
– Добро пожаловать, лейтенант! — говорит подполковник и открывает дверь своего кабинета.
Кабинет подполковника. Большой письменный стол с богатой резьбой по дереву. Над ним большой портрет Сталина. Мягкие кресла. Массивный сейф. Два телефона. На стене подробный план Вены. Хозяин кабинета высок, крепко скроен, темные волосы аккуратно зачесаны назад, ему лет сорок. Он не спеша, очень внимательно читает личное дело Гаранина. Внезапно поднимает голову и негромко спрашивает:
– Из каких соображений скрыли вы от органов тот факт, что ваша мать происходила из богатой еврейской семьи, проживавшей в Вене?
– Я уже докладывал начальству, что об этом факте я ничего не знал: ни мать, ни отец никогда ничего не говорили мне об этом. Более того, я видел, что мать иногда ходила в церковь, и я считал её православной.
– Она обучала вас немецкому?
– Да, она была учительницей немецкого в школе и обучала меня языку с шестилетнего возраста.
– Обучала литературному немецкому или венскому диалекту?
– Не могу точно сказать. Вероятно, и тому и другому. Во всяком случае, в Австрии я хорошо понимал местный диалект.
– Вы были в Австрии? Хорошо ориентируетесь в стране?
– Я был в Австрии очень недолго, но в библиотеке нашей школы случайно нашел несколько книг на немецком языке по истории и географии Австрии, а также путеводитель по Вене, прочел их очень внимательно, можно сказать, выучил наизусть. Так что если понадобится, то…
– Это хорошо! Я ждал вас, как манны небесной, лейтенант! Нам оперативники позарез нужны. В сущности, оперативная служба у нас еще не налажена. Вам её и создавать! Разведка у нас уже хоть в какой-то степени поставлена, две женщины и опытный нелегал, а вот оперативная служба по нулям…
Кулигин явно рад гостю, но глаза тревожные. Говорит весело, шутливо, но по интонациям голоса, по выражению глаз понятно, что он нервничает, ему не по себе в этом просторном кабинете.
– Дел невпроворот, — говорит подполковник, — на наших плечах разведка, контрразведка, кадры, караульная служба, патрульная служба. Даже подумать некогда. А думать здесь надо. Иначе такую кашу заваришь, что до конца дней своих не расхлебаешь. А главное, сразу не разберешь, кто друг, а кто враг. Каким-то шестым чувством надо сразу же распознать, что, скажем, этот посетитель, одетый в потертую рабочую спецовку, на самом деле провокатор и враг. Ведь здесь всякого жита по лопате: австрийские фашисты, власовцы, усташи, бандеровцы, польские националисты и всякие прочие. Вена — она всегда шпионским центром Европы была. А спекуляция, черный рынок, аферы, валюта, бандитизм, проституция…

Продолжение следует

Досуг
Подписывайтесь на ForumDaily в Google News


 
1166 запросов за 1,048 секунд.