Последняя связь

На рабочем столе Джона Кеннеди в Овальном кабинете Белого дома особое место занимал помещённый в серебряный корпус большой кокосовый орех. Экзотический предмет из далёкого прошлого напоминал об исключительно значимом и, очевидно, судьбоносном эпизоде в жизни 35-го президента США.
Находившийся на боевом дежурстве в Тихом океане торпедный катер ПТ-109, которым командовал лейтенант Джон Кеннеди, в августе 1943 года был потоплен японским эсминцем. Команда катера в течение пяти часов добиралась до ближайшего берега, причём Кеннеди тащил за собой раненого механика. К счастью для американцев, через шесть дней на тот же участок суши, где укрылся экипаж потопленного катера, высадились два островитянина, служившие в австралийской береговой охране, они вели наблюдения за перемещением японского флота в районе Соломоновых островов. С этими неожиданными пришельцами Кеннеди передал командованию краткое, из четырнадцати слов, сообщение о своём местонахождении, которое он старательно вырезал на скорлупе кокосового ореха. За пропавшими моряками была выслана специальная команда, которая эвакуировала их на свою базу.

Этот, давно канонизированный военный эпизод, вошедший во все биографии Джона Кеннеди, совсем недавно вновь напомнил о себе. Летом 2014 года закончил свой жизненный путь мужественный Эрони Кумана — один из двух аборигенов, которые, рискуя жизнью (свыше 40 миль на лёгком каноэ по акватории, которую контролировали японские силы), срочно доставили по назначению необычное послание Кеннеди. До последнего времени он оставался единственным ещё здравствующим участником тех событий. С его уходом оборвалась последняя живая связь, которая соединяла наше время с той, возведённой уже в ранг мифа историей из минувшего политического века.
Между тем, если бы не случай, той истории в районе Соломоновых островов могло и не быть, как, впрочем, и многого из того, что произошло потом. И у этого случая есть имя — Инга Арвад…

В начале 30-х годов эта датская журналистка приступила к работе в Берлине. Интересная женщина, имевшая титул «мисс Дания», завоевала симпатии многих самых влиятельных лиц немецкой столицы. Ей охотно давали интервью высшие руководители Третьего рейха. Любой из многочисленного корпуса американских репортёров, находившихся тогда в Германии, а их было не менее пятидесяти, мог только мечтать о таких возможностях. Среди частых собеседников неотразимой датчанки были самые одиозные и недоступные фигуры того времени, включая второго человека нацистской партии Рудольфа Гесса (с ним завязались особенно близкие отношения), Гиммлера, Геринга. К последнему она была приглашена на свадебную церемонию, где шафером выступал Гитлер. Да и сам фюрер откровенно благоволил ей. На Олимпийских играх в Берлине летом 1936 года он пригласил Ингу сопровождать его, представляя её как «подлинную нордическую красавицу».
Фотография счастливо улыбающейся г-жи Арвад, сидящей в почётной ложе олимпийского стадиона рядом с Гитлером, немедленно легла на стол директора ФБР Герберта Гувера, как только вездесущая журналистка в ноябре 1940 года прибыла в США. В Вашингтоне знали, что этой даме в марте 1940-го было предложено работать в германском Министерстве пропаганды. В беседе с представителем ФБР она заявила, что отвергла поступившее ей предложение, однако Гитлер всё же назначил свою фаворитку руководителем нацистской пропаганды в Дании. Самого Гитлера, уже в частном разговоре, она описывала весьма своеобразно: «Очень добрый, очень милый… совсем не злой, каким его рисуют… идеалист».

В обольстительной красавице Гувер уже видел потенциальную Мату Хари и распорядился установить за ней круглосуточное наблюдение с прослушиванием её телефонных разговоров. Его серьёзно озадачило известие о том, что вскоре после приезда в США она стала жить с 23-летним лейтенантом Джоном Кеннеди.
К тому времени молодой человек уже отдал должное наукам. После Гарварда он решил продолжить образование в Стэнфордском университете, но, так и не окончив его, вернулся домой. В столице по протекции влиятельного отца — миллиардера и американского посла в Великобритании — он был принят в администрацию военно-морской разведки. Его родная сестра Кэтлин работала репортёром в «Вашингтон таймс геральд». Она познакомила брата со своей подругой Ингой Арвад, которая сотрудничала с той же газетой. У них быстро завязался роман, и Джон немедля переселился в её квартиру. Они нередко приходили к его родителям, и в какой-то раз он сообщил отцу, Джозефу Кеннеди, о своём намерении жениться на ней.
Такой брак явно не входил в планы Джозефа. Какая может быть карьера у его сына с женщиной, репутация которой была ему хорошо известна?! Не без его участия в начале января 1942 года Джона внезапно переводят на военно-морскую базу в Чарльстон (Южная Каролина). Ингу, однако, подобная передислокация абсолютно не смутила — она немедленно последовала за возлюбленным, а от перемены мест их связь только упрочилась. В конце января Гувер доложил генеральному прокурору США о «проводимых им следственных мероприятиях в отношении женщины, подозреваемой в шпионаже… Арвад, по всей видимости, участвует в самых тонких и законспирированных разведывательных операциях против Соединённых Штатов».
Тревожная мысль о том, что человек, который подозревается в шпионаже в пользу нацистской Германии, вполне реально может войти в семью, имеющую доступ к совершенно секретным документам, не давала ему покоя. Он даже не исключал, что молодой лейтенант может быть не только источником утечки секретных сведений, но и участником шпионских операций против Америки. Допустив такой поворот событий, глава ФБР распорядился о проведении более интенсивного наблюдения за любовной парой. В номере отеля «Форт Самтер», где они жили, была установлена прослушивающая аппаратура (агенты ФБР заняли два соседних помещения). Стенограмма их разговоров ежедневно ложилась на стол Гувера. Через двадцать лет, став президентом США, Джон Кеннеди тщетно пытался найти эти записи.

Видимо, подозревая за собой слежку, но, не догадываясь, откуда она исходит, Джон и Инга сменили гостиницу. В своей новой обители они нашли способ частично защититься от возможного прослушивания. Последовавшие за ними их бдительные наблюдатели обратили внимание на резкое ухудшение качества записей и немедленно доложили об этом своему боссу. Это ещё больше насторожило директора ФБР. В начале марта 1942 года Гувер лично позвонил Джозефу Кеннеди. В свойственной ему напористой манере он объяснил недавнему дипломату, что отныне тот тоже находится под наблюдением и что военно-морская служба безопасности имеет все основания для ареста его сына.
Потрясённый Джозеф обратился к своему старому приятелю — заместителю военно-морского министра Дж. Форрестолу с просьбой послать легкомысленного повесу туда, куда его подруга уже не сможет добраться. Так, Джон Кеннеди попал на ускоренные курсы командиров торпедных катеров.
Офицеры-катерники в то время не без основания слыли флотской аристократией. Среди них было немало опытных яхтсменов, получивших свои мореходные навыки в элитарных яхт-клубах. Не случайно там обитали отпрыски самых известных американских фамилий (сокурсником Джона, к примеру, был внук Дж. Моргана).
После завершения учёбы, весной 1943 года, Джона Кеннеди откомандировали на недавно отбитый у японцев остров Тулаги, где располагалась база лёгких сил. Там он принял командование торпедным катером ПТ-109.
Поздним вечером 1 августа 1943 года этот быстроходный катер с командой, состоящей из 13 человек, вышел на дежурное патрулирование в водах центральных Соломоновых островов. Около трёх часов ночи японский эсминец с поэтическим названием «Амагири» («Небесная дымка»), идя на полном ходу, как пилой, надвое разрезал незамеченную помеху. Двое моряков погибли сразу, оставшиеся в живых, набросив на обожжённого механика спасательный круг, поплыли к берегу.
Американские газеты сначала сообщили о спасении «сына Кеннеди». Потом, очевидно, благодаря стараниям отца, всё больше стало появляться материалов о том, как лейтенант Кеннеди организовал эвакуацию экипажа и лично спас раненого моряка. Наконец, описание подвига командира катера, лично спасшего своего подчинённого, заняло первую полосу «Нью-Йорк таймс».
По поводу обозревателя этой влиятельной газеты Артура Крока американский историк Нелли Брай в своём труде о семье Кеннеди пишет: «Можно сказать, что он фактически принадлежал отцу Джона Кеннеди, был его личным менестрелем и своим человеком в этом издании». Похоже, в её словах нет большого преувеличения. Достаточно ясное представление о его способностях даёт он сам. В одной из статей в «Нью-Йорк таймс» этот автор так пишет о своём скрытом патроне: «И вот Кеннеди снова здесь — гнев Лондона, герой британской прессы, человек, совета которого домогаются (!) государственные мужи страны, где он аккредитован. Его влияние и могущество проявляются во всём… Он снова здесь, ничуть не ослеплённый тем блеском и почётом, с которым встречали, наверно, первого американца после Франклина». Далеко не каждый диктатор удостаивается такой впечатляющей и профессиональной лести.
Окончание следует