Голубь мира с подбитым крылом, или Двойная жизнь профессора Мартина Гросса

Профессор Мартин Гросс – человек занятой. С утра он читает лекции студентам зубоврачебного факультета Тель-Авивского университета, днем принимает пациентов в стоматологической клинике и с нетерпением дожидается наступления вечера, чтобы запереться в своем домашнем рабочем кабинете и погрузить руки (пальцы – как у гениального пианиста Вана Клиберна) в совершенно иной материал.

— Таким я увидел в начале 90-х после Мадридской конференции голубя мира, — говорит профессор Мартин Гросс, снимая с полки увесистую скульптуру. – А вот тот же голубь, но уже – с подбитым крылом.

Птица, символизирующая мир, до неузнаваемости преобразилась в воображении художника после серии взрывов в автобусах, последовавших за подписанием «соглашения Осло»…

Блуждающие звезды

Мартин Гросс родился в Найроби, столице Кении.

— В послевоенные годы на всю страну насчитывалось порядка 400 еврейских семей, — вспоминает он. – В Найроби действовала синагога, «командовал» ею раввин — выходец из Чехии. По воскресеньям мы посещали еврейскую школу…

Михаэль Гросс, отец Мартина, родился в Польше, но еврейская судьба постоянно гоняла его с места на место.

— В начале 20-го века после очередного погрома семье отца пришлось спасаться из Польши бегством, — рассказывает Мартин Гросс.

На том этапе самым могущественным европейским государством, в котором евреям не грозит опасность, считалась Германия.

— Отец вырос в Лейпциге, — рассказывает профессор Гросс. – Когда Гитлер пришел к власти и оставаться в Германии стало опасно, папа выхлопотал себе визу в Швейцарию. В течение пяти лет зарабатывал на хлеб, играя на трубе и скрипке в гостиницах и развлекая постояльцев. Каждый год визу приходилось продлевать…

Повзрослев и остепенившись, Михаэль забросил музыку, выучился на зубного врача, открыл уже в Кении свою клинику и (мятущаяся творческая натура!) увлекся изобразительным искусством.

Мать Мартина, Урсула Вольф, родилась и выросла в городке Грейфсвальд на севере Германии. Отец Урсулы был книгоиздателем. Когда нацисты пришли к власти, семья Вольфов перебралась в Потсдам, но тучи над германскими евреями продолжали стремительно сгущаться, и отец отправил свою 17-летнюю дочь в составе благотворительной миссии в Кению. Там она познакомилась со скитальцем Михаэлем Гроссом и вышла за него замуж.

Мартин родился уже после войны (к тому моменту в семье Гроссов подрастали две дочки).

В 1960 году в Кении произошел переворот. Над еврейскими беженцами из Германии снова сгустились зловещие тучи. Пришлось Михаэлю Гроссу бросить стоматологическую клинику и «эвакуироваться», на сей раз – в Лондон. Мартину к тому моменту исполнилось 11 лет — школу и университет он закончил в столице Великобритании. Сын пошел по отцовским стопам – избрал специальность врача-стоматолога.

В 1969 году Мартин отправился на стажировку в Чикаго. По возвращении открыл в Лондоне клинику и начал преподавать на медицинском факультете университета.

К тому моменту Эстель, старшая сестра Мартина, жила в Израиле. Младший брат регулярно ее навещал: еще в 16-17-летнем возрасте дважды приезжал волонтером в кибуц Амиад на севере страны…

— Я всегда ощущал кровную связь с Израилем, — объясняет профессор Гросс. – Здесь мои корни. Только здесь я чувствую себя самим собой.

В 1977 году 28-летним «старым» холостяком Мартин совершил восхождение в Эрец-Исраэль. Лондонского специалиста тут же приняли в частную зубоврачебную клинику в квартале Бавли в Северном Тель-Авиве. Параллельно доктор Гросс начал преподавать на медицинском факультете Тель-Авивского университета, где сейчас возглавляет кафедру. Вслед за Мартином в 1979 году репатриировались родители.

С 1980 по 1982 год Мартин служил в ЦАХАЛе («Лечил солдатам зубы на базе в Црифине»).

Вскоре молодой врач познакомился с Фанни, репатрианткой из Южной Америки (ее картинами увешаны стены салона квартиры Гроссов). Свадьбу сыграли в кантри-клубе в Савьоне.

Врачебная практика и преподавание в университете отнимают немало времени, но в душе Мартина живет художник. Только здесь, в Израиле, alter ego лондонского врача-стоматолога наконец-то вырвалось на свободу. Всё в этой божественно-безумной стране, раздираемой чудовищными внутренними противоречиями, предрасполагает к художественному осмыслению. С одной стороны – богатейшая история, с другой – полнейшая неопределенность во всем, что касается будущего. Любовь перемежается с ненавистью, мирные передышки сменяются жутким кровопролитием, а когда наступает очередное затишье, нация с поистине мазохистским упоением уничтожает себя изнутри искусственно надуманными конфликтами.

Гросс – натура тонкая, одаренная. Он должен, он просто обязан найти для бурлящей страстями Святой Земли единственно точную метафору. Чтобы овладеть инструментарием, Мартин изучает искусство скульптуры.

А потом на свет появляются голуби. Бронзовые, золоченые, серебряные… Тело каждой птицы – это целое мироздание: Иерусалим, Вечный город, объединяющий, согласно представлениям Гросса, весь мир.

Вот Яффские ворота Старого города, а вот – Львиные и Дамасские… Вот площадь у Стены плача, а вот – Храм Гроба Господня, центр христианского мира. Тянется к Храму, как к сердцу, артерия Виа Долороза. А это – мечеть Аль-Акса: Храмовая гора (мрачная ирония трагической еврейской судьбы) высится над Стеной плача. Попробуй провести границу между святынями иудаизма, христианства и ислама, если одна из них является сердцем птицы, олицетворяющей «планету Иерусалим», другая – ее кровеносной системой, а третья — мозгом. К тому же в реальной израильской жизни (процитируем «Балладу о прокуренном вагоне» Александра Кочеткова) «любовь и смерть неразделимы, любовь и смерть всегда вдвоем»…

Постепенно в квартире университетского преподавателя появляется все больше и больше голубей – и каждый из них символизирует изменчиво-хрупкие реалии нашего вулканообразного региона. Птицы (часть – с переломанными крыльями и закинутой в предсмертной агонии головой) живут уже своей жизнью. Кажется, они не просто вырвались из рук своего создателя (первый голубок был производным миротворческой эйфории, охватившей некоторую часть израильтян после подписания «ословских соглашений»), но полностью подчинили себе его воображение. Грубая реальность коварно-жестокого региона диктует Мастеру свои законы, и большинство из них никоим образом не укладывается в иллюзорную формулу «мир в обмен на земли». Потому что в обмен на «ословский договор» кровь течет рекой по улице Яффо в Иерусалиме, на Дизенгоф в Тель-Авиве, в Афуле, Нетании и Хадере.

Теперь уже Мартин Гросс, подобно другим соотечественникам, начавшим прозревать под давлением извращенно-уродливых, лишенных всякой логики «пост-ословских» реалий, раздваивается не только между профессией и хобби, но – между увлекшей толпу «религией мира» и смертоносной действительностью. Всем своим существом Мастер тоже стремится к миру, самозабвенно о нем мечтает – вот только руки не слушаются… Чувствительные пальцы прирожденного скульптора-пианиста-хирурга ведет не разум, а сердце. После каждого очередного кровопролития, после каждого хладнокровного убийства голуби Мартина Гросса корчатся в агонии. И умирают с немым вопросом в глазах: «За что?! Ведь я – символ мира! Но где же он, мир, который я должен принести планете Иерусалим?!»

Иллюзии и реальность

Если составить в ряд всех голубей Мартина Гросса, по позам птиц, цвету и размаху крыла можно отследить практически все драматические события, потрясшие наш региона за последние 20 лет: надежда на мирное урегулирование после «Осло»; шок после трагедии в Хевроне, когда доктор Барух Гольдштейн ринулся с оружием в молельный зал мусульман в Пещере Патриархов… Убийство Рабина… Кепм-Дэвид образца 2000 года с робкой надеждой на «мир в обмен…»: Интифада Аль-Акса — арабский ответ на изъявленную Бараком готовность пойти на самые широкомасштабные территориальные уступки…

— Видите след детской ноги и следы рифленой подошвы мужских ботинок? – указывает профессор Гросс на поверженного голубя. – Во время интифады Аль-Акса палестинцы использовали детей в качестве «живого защитного щита», террористы прикрывались детьми. Кстати, именно в тот период моя старшая дочь Натали проходила армейскую службу в поселении Бейт-Эль и была ответственной за деятельность штаба по защите от террора гражданского населения.

Впрочем, все трое детей Мартина и Фанни Гросс служили в боевых частях ЦАХАЛа. Нили, средняя дочь, была инструктором инженерных войск, специалистом по бомбам и минам, тренировала молодых бойцов.

— А сын Уриэль — солдат-резервист десантных частей, — говорит Мартин Гросс. – Во время срочной службы, которую он проходил в Спецназе десантников, Уриэль сражался в секторе Газа. А сейчас получает высшее образование…

— Как, по-вашему, почему палестинцы каждый раз отвечают кровопролитием на изъявленную Израилем готовность пойти на крайне болезненные территориальные уступки?

— Да потому что они не готовы на компромисс, им нужно всё или ничего, они мечтают изгнать нас отсюда, — говорит профессор Гросс. – Да и войну они ведут вовсе не за земли. Всемирный ислам развязал на сугубо религиозной почве джихад против западной цивилизации. Светские арабы ведут себя гораздо более разумно, но они, к несчастью, в меньшинстве, по крайней мере — в нашем ближайшем окружении.

Мартин Гросс считает, что радикальный ислам, олицетворением которого является режим иранских аятолл, потерпит в войне цивилизаций сокрушительное поражение.

— Каким чудом?!

— В Иране немало вменяемых светских людей, — объясняет он. – И они рано или поздно свергнут режим аятолл.

— В чем, по-вашему, причины демонизации Израиля на международной арене?

— Я объясняю это тем, что арабская пропагандистская машина гораздо сильнее израильской, — говорит профессор Гросс. – Палестинцы умеют преподнести себя в качестве невинной жертвы «израильской оккупации», а жалость к слабым срабатывает безотказно. Весь мир на их стороне. Кстати, вот голубь, символизирующий Ариэля Шарона. Вот к чему он стремился, когда основал «Кадиму» и решил реализовать свой план «одностороннего размежевания». И вот что с ним стряслось после этого… А вот голубь, изуродованный на Второй ливанской войне…

Рядом с рабочим столом Гросса примостился компактный электроорган.

— Играете?

— Да. Иногда тянет на классику.

— Профессор Гросс, насколько я понимаю, за 20 лет у вас набралось достаточно работ для художественно-публицистической персональной выставки. Где и когда вы уже выставлялись?

— Нигде и никогда, — улыбается мой собеседник.

— ?!

— Никто пока не предлагал мне устроить персональную выставку, а у меня нет времени на переговоры с владельцами галерей: я поглощен профессиональной деятельностью – пишу на английском языке книгу по стоматологии, — подводит черту профессор Гросс.

Фото автора