Социолог о том, как меняются русскоязычные в Америке

Д-р Сэм Клигер у дверей своего офиса.
Фото: Павел Терехов

Социолог Сэм Клигер уже три десятка лет наблюдает, изучает и описывает русскоязычную общину Америки. В советское время он работал в Москве в Институте социологии Академии наук, в 1990 году, после десяти лет отказов в выезде, бежал в США и приехал в Нью-Йорк.

В иммиграции Сэм создал исследовательский институт RINA (Research Institute for New Americans) и руководит им по сей день. Также он преподавал и консультировал иммигрантов в “Наяне” — Нью-Йоркской Ассоциации для новых американцев. Сейчас он еще и директор Русского департамента Американского еврейского комитета.

“Форум” побеседовал с Сэмом Клигером, чтобы понять, чем дышит русскоязычная община в США, меняется ли ее облик, и как она теперь говорит. Оказывается, новые иммигранты аболютно по-разному относятся к языку и используют его как для интеграции, так и для идентификации.

Как изменилось отношение к русскому языку в русскоязычной общине за последние три десятилетия?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо обозначить границы русской общины и определить понятие «отношение» (attitude).

Русскоязычная община совсем не однородна с точки зрения языковых проблем. Она состоит из людей разных национальностей, однако в ней по-прежнему преобладают те, кто — так или иначе — связывают себя с еврейской общиной (60%-70%).

Если евреи составляли подавляющее большинство в иммиграционном потоке конца 1980-х – 1990-х годов, то в последние годы среди иммигрантов их немного, большинство теперь выходцы из Украины и Средней Азии. И если 20 лет назад иммигранты въезжали в США как беженцы, то теперь они прибывают сюда по самым разным каналам: беженскому, рабочему, учебному, воссоединению с семьей.

Более существенным фактором в отношении к русскому языку является не национальность, а возраст иммигранта.

Однако более существенным фактором в отношении к русскому языку является не национальность, а возраст иммигранта.

В массе своей собственно иммигранты – люди старшего поколения, для них русский – родной язык. Большинство из них говорят и читают на русском языке, для них русский останется, видимо, до конца жизни родным, хотя, разумеется, у многих появился вполне крепкий второй язык – английский.

Но в их семьях идут сложные и противоречивые процессы.

Для полуторного поколения (приехавших в относительно детском возрасте и выросших в Америке) и второго поколения (родившихся у родителей-иммигрантов в Америке) английский стал родным языком, а русский, наоборот — вторым. Это почти очевидно: дети ходят в детский сад, в школу, они социализируются в англоязычной среде, и английский для них – первый. Вместе с тем, и русский у них сохранился благодаря семье – бабушкам-дедушкам, родителям, телевизору.

Проблема в том, что полуторное и второе поколения практически не читают и не пишут по-русски. Они прекрасно понимают русскую речь, во всяком случае, на бытовом уровне, говорят с разным успехом – кто-то лучше, кто-то хуже. А вот читать и писать уже не могут. И русскую классику читают на английском. Общее отношение к языку по шкале «очень позитивное — положительное – нейтральное – отрицательное – абсолютно неприемлемое» скорее положительное.

Так было всегда?

Совсем нет. У тех, кто приехал в 1970-е, и, может быть, даже и в начале 1980-х годов, или, во всяком случае, у их детей отмечалось отторжение русского языка: все русское ассоциировалось с советским — с империей зла и тому подобным, в школе их дразнили «красными». Тогда отношение к языку – attitude – было негативным: нам не нужен русский, мы будем говорить только на английском.

Ситуация изменилась с момента большой волны иммиграции конца 1980-х – 1990-х, когда отношение к русскому языку стало гораздо более позитивным и остается таковым, хотя в последнее время и с некоторыми оговорками.

Если взять молодое поколение – полуторное или второе, то, как я уже говорил, к сожалению, многие не читают и не пишут, но, с другой стороны, быть русским для них — это немножко круто, клево (cool).

Быть русским для молодых людей сегодня cool. И окружающие относятся к ним с интересом.

Происходят интересные вещи: в компаниях они друг друга узнают по каким-то признакам – то ли по повадкам, то ли по нюансам одежды. Главное – они друг к другу тянутся, чего раньше категорически не было. Красуются русскими словечками, могут ругнуться… И окружающие относятся к ним с интересом – как к тем, кто знает еще какой-то язык, у кого есть какие-то особые воспоминания, знания, собственные или полученные от родителей.

Хотя был период и нейтрального отношения, когда полуторное поколение пусть и не шарахалось от русской общины, но все же стремилось полностью, с головой, погрузиться — интегрироваться в американское общество.

Если быть русским — круто, то желающих изучать язык становится больше?

Изучение языка требует немалых усилий, если под “знать” понимать “читать”. Сейчас вообще поколение не читающее. Чтение – это работа. Так что желание знать язык глубоко, возможно, и есть, но прилагать к этому усилия готовы лишь единицы.

Выходцы из русскоязычных семей в колледжах, как правило, берут курс русского языка – как простой способ получить дополнительные баллы (“кредиты”). А недавно еще появилась возможность сдавать русский как второй язык на выпускных экзаменах в школе. Но и эти курсы не дают настоящего знания языка: не читают они серьезную литературу по-русски.

Тем не менее, в Америке есть есть немало «русских школ» — детских образовательных центров, в которых преподают русский язык.

Наряду с музыкой и математикой раз в неделю они какие-то слова выучат по-русски, узнают, как правильно их использовать, научатся немножко читать. Но о знании языка в совершенстве мечтать не приходится. Уж очень много за этим работы: писать диктанты, читать «Анну Каренину». У молодых людей, как правило, нет ни сил, ни времени, ни желания этим заниматься.

То есть отношение к русском языку меняется?

Да, сегодня мы отмечаем некоторые новые тенденции. Не секрет, что в бывших советских республиках все больше преобладают национальные языки. Сегодня молодое поколение в Украине, зная русский язык, предпочитает говорить, читать и писать на украинском. У них двойная языковая среда – из которой они и прибывают в штаты.

В прошлом году я несколько месяцев провел в Украине как посланник Американского еврейского комитета. Был повсюду, включая Львов и другие западные города страны. Везде я обращался к людям по-русски. И везде меня прекрасно понимали, спокойно реагировали, но отвечали на украинском. В телевизионных передачах, в которых ведущий говорит по-украински, некоторые приглашенные без всякого стеснения или неловкости говорят по-русски. То есть на Украине русский язык довольно крепко укоренен. В Белоруссии практически все население говорит по-русски, там белорусский язык значительно меньше привился, чем украинский на Украине. То же можно сказать о Казахстане, где за исключением отдельных районов, большинство людей говорит по-русски.

Другое дело Кавказ, Прибалтика и Средняя Азия. Молодые грузины совсем не говорят по-русски, да и понимают они русский не всегда легко. То же касается азербайджанцев, узбеков, молдаван, литовцев.

Русский в Америке — язык межнационального общения для выходцев из стран бывшего СССР. Но это уже не тот полноценный русский язык, а несколько усеченный, бытовой.

Эта категория иммигрантов пользуется русским потому, что русский здесь, в Америке — язык межнационального общения для выходцев из стран бывшего СССР. Но это уже не тот полноценный русский язык, а несколько усеченная бытовая форма. Так что нынешний ручеек иммиграции из стран бывшего СССР не однороден, в том числе и с точки зрения родного языка.

Выходцы из России, Белоруссии и Украины говорят по-русски. Но учитывая нынешнюю политическую картину, надо понимать, что украинская семья, говорившая раньше дома по-русски, теперь предпочтет учить своего ребенка украинскому языку – для того, чтобы поддерживать свою украинскую идентичность. Узбеки говорят дома по-узбекски.

Справедливости ради надо отметить, что российское правительство прилагает немалые усилия – старается преподавать, развивать русский язык за рубежом: создает русские культурные центры, школы. Политической составляющей по отношению к этим институциям, наверное, пренебречь сложно. Но с культурологической точки зрения, это очень похвально: язык Толстого и Гоголя надо знать.

Сэм Клигер. Фото Павла Терехова

Сейчас молодые родители стремятся сохранить своим детям русский. Предыдущее поколение, приехавшее без знания английского, наоборот, заботилось о том, чтобы дети стали американцами, английский язык считался пропуском в новое общество.

Да, такая тенденция существует. Но происходит она не от стремления дать ребенку полноценное знание русского языка, а от желания сохранить свою уникальную идентификацию. А уникальность этой идентификации состоит в том, что «я немножко русский».

Как показали в частности мои исследования, в иммигранте очень комфортно уживается целый коктейль идентичностей: я – американец, я – иммигрант, я – русский, я — еврей. И носитель этой смешанной идентификации непременно хочет передать детям тот компонент, который связан с русским языком и культурой. Таким образом, отношение к языку, о котором мы говорили, на самом деле касается не буквально языка, а стремления сохранить свою уникальную идентичность. Именно отсюда идет у молодых родителей стремление развивать у детей знание русского языка.

Но насколько это стремление реализуемо – большой вопрос. Дать ребенку знание языка, достаточное для общения в семье и даже для просмотра русских фильмов – вполне реально. Но не больше: без чтения глубокой, серьезной литературы не может быть полноценного знания языка. А читать будут единицы.

Хотя не чуждо родителям в их стремлении и здоровое практичное соображение: знание дополнительного языка – конкурентное преимущество, оно на рынке котируется.