Гитлерюнге Соломон: еврей, убедивший фашистов, что он немец

В России издана книга «Гитлерюнге Соломон», которую написал Соломон Перель, сумевший в 1941 году в Минске убедить фашистов в том, что он является этническим немцем.

16-летний еврейский подросток Шломо из Гродно попал в плен к фашистам. По словам Переля, немцы поверили ему, потому что он очень хорошо говорил по-немецки.

Соломон родился в Германии, из которой его семья перебралась в польский Лодзь, когда Гитлер пришел к власти и стал выгонять евреев из местных школ. Позднее, после нападения фашистов на Польшу, Перель и его старший брат отправились в Советский Союз, и его определили в гродненский детский дом.

Попав к плен, Соломон Перель стал переводчиком в немецкой армии, работал на первом допросе попавшего к немцам сына Сталина Якова Джугашвили, дошел до Москвы и Ленинграда, после чего его отправили в Германию, в школу Гитлерюгенда (молодежной организации правящей партии).

Впервые автобиография Переля была опубликована в 1989-м в Германии. «Не надо жертвовать своей жизнью ради идеологии или религии», — так автор определяет мораль своей книги.

«Форум» публикует некоторые высказывания Соломона Переля из его интервью «Медузе».

«Посыл отца не исполнил»

Отец сказал мне на прощание: «Не забывай, кто ты. Что бы ни случилось, помни, что ты еврей и должен верить в своего бога»… Мы бежали в Минск, но он уже был окружен, поэтому пришлось проходить немецкую проверку. Евреев и советских комиссаров не брали в плен, а сразу расстреливали. Когда подошла моя очередь, немецкий солдат спросил меня: еврей ли я. Мне было понятно, что если я признаюсь, то меня расстреляют через пять минут. И я стал решать, к чьим словам прислушаться — отца или матери, предать своего бога или остаться жить. Посыл отца я не исполнил, сказал, что я volksdeutsche — этнический немец. Мне повезло, и солдат поверил мне. [По инструкции] он должен быть снять с меня штаны и проверить, не обрезан ли я. Но, наверное, дело было в том, что я очень хорошо говорил по-немецки. Когда мы встретились после войны, он сказал, что когда я стал напротив него, внутренний голос сказал ему мне верить. С этого момента началась моя другая жизнь.

«Верил в победу нацизма»

Я сменил имя с Шломо на Йозеф, фамилию на Перьел — и попал в интернат гитлеровской молодежи, где и учился три с половиной года. Я начал ощущать себя настоящим гитлеровцем. Идентифицировал себя с нацистской идеологией, погрузился в эту жизнь. В душе у меня было раздвоение: с одной стороны, я был Шломо, а с другой — Йозеф. Но Йозеф был доминантным. Я верил в победу нацизма, верил в расовую теорию, и я начал забывать, что в действительности я еврей. Это был защитный механизм. Всегда, когда кто-то начинал что-то подозревать, я сразу превращался в стопроцентного наци.

«Признался, что еврей»

Хайнц, полковой доктор, хотел меня изнасиловать, когда мы были в душе. Я начал обороняться, но он увидел, что я обрезан. «Юп, да ты еврей!» — воскликнул он. Я признался и начал плакать, и он меня не выдал. Ведь в свою очередь я узнал его тайну — он гомосексуалист. В Германии их тоже отправляли в концлагерь. Вскоре возле Ленинграда он умер у меня на руках. Еще я признался матери моей подруги Лени. Ее мать меня как-то спросила: «Юп, скажи, ты настоящий немец?». До сих пор не знаю, что со мной случилось, где были мои механизмы защиты — я признался, что еврей. Я тут же подумал, что все пропало, но она не выдала меня полиции, а еще посоветовала не говорить дочери. Лени хотела после войны выйти за меня замуж и уехать со мной в Израиль. Но я ей сказал, что, по-моему, как-то слишком рано ехать в Израиль с немецкой девушкой. Я недавно видел ее, она очень красивая бабушка и живет в Ванкувере.

«Лучше аморально выжить»

Да, мой папа сказал мне оставаться евреем, но ведь самое святое — это жизнь людей, а не религия. В Израиле меня упрекали, что моя история аморальна, потому что я предал свою религию ради своей жизни. Мне сказали: «Надо было заявить солдату: «Я еврей, убейте меня». Но лучше аморально выжить, чем морально умереть. Чтобы спасти жизнь, можно иногда и соврать. Главное — не сохранять себе жизнь ценой другой жизни. Нельзя никого убивать. Есть какая-то граница, которую нельзя перешагивать. Я вот никого не убивал. Правда, мне было 16 лет, я не был солдатом, и у меня тогда не было оружия. Мне кажется, я действовал в рамках моей религии. Самый главный еврейский законодатель Маймонид сказал, что право на жизнь выше всех остальных законов и правил.

«Не хотел быть героем, был антигероем»

Помочь родственникам было невозможно. Я специально ездил через гетто на трамвае, но там не было остановок, и выйти было нельзя. Я ездил не для того, чтобы их спасти — это было невозможно. Если бы даже я смог выйти, то куда мне было идти с моими отцом и матерью? В лес? В интернат гитлерюгенда? Я только хотел еще раз увидеть мою мать или даже, скорее, чтобы она меня увидела живым и могла бы умереть более счастливой. Я никогда не планировал совершить какой-то саботаж, убить какого-то немца. Меня бы тоже тогда убили. Я однажды видел Гитлера на фронте. Может, я бы мог его застрелить, но я об этом вообще не думал. Наверное, тогда вошел бы в историю золотыми буквами, но я просто хотел пережить Холокост. Я не хотел быть героем. Я был антигероем, я хотел спасти мою жизнь, как мне сказала мать.

«Как не стать жертвой пропаганды»

Я был жертвой как нацистской, так и советской пропаганды, за время в детском доме в Гродно я стал настоящим пионером. Говорил, что религия — это опиум для народа. Я верил в это. Потом я стал жертвой национал-социализма. Вообще, я пережил все идеологии ХХ века — социализм, коммунизм, фашизм, национал-социализм, сионизм, — и остался Соломоном… Я до сих пор остался атеистом и думаю, что религия не выполняет то, что она обещала. Религия сегодня разделяет человечество.

«Знал, что рано или поздно убегу»

Когда я был на фронте с немцами, то четыре раза хотел перейти на русскую сторону. Не удалось, но я хотел. Советским солдатам я бы тоже сказал: «Я с вами». Я помогал советским пленным, давал им хлеб и колбасу, когда мог… В Израиле говорят, что бог везде, что он и в Освенциме был. Но как же тогда там уничтожили столько евреев? Мне, конечно, повезло, но у меня еще были хорошие инстинкты и интуиция. Можно было бы сказать, что мне бог помог. Но если так, то почему он помог только мне?