Беларусь-Израиль: учитель Марка Шагала и тайна семейной реликвии

История не терпит сослагательного наклонения. И тем не менее, если бы не приезд в Витебск историка, редактора по Израилю и СНГ ведущей русскоязычной газеты в США «Форум Daily» Шимона Бримана и его интерес к музейной коллекции Йегуды (Юрия) Пэна в Художественном музее, мы бы так и не узнали, что «жива» еще одна картина нашего живописца-академика. Судьба этого полотна так же непроста, как и жизнь человека, изображенного на нем.

— Я много лет изучаю творчество Пэна, видел его работы в альбомах и наконец — в музее Витебска, где летом 2014 года имел возможность посмотреть оригиналы. Портрет моего деда Семена Бримана по манере письма действительно схож с другими пэновскими портретами: освещенное задумчивое лицо, выступающее из темноты. Мне понравился витебский музей, и в зале, где экспонируется Пэн, я как будто увидел что-то родное и знакомое, — поделился Шимон.

Как известно, портретная живопись в творчестве основателя первой школы рисования в Витебске занимала одно из центральных мест. Герои Пэна — не вымысел, они все были реальными жителями города первой трети XX века. К сожалению, не все прототипы созданных художником образов известны, и тем более интересны сведения Шимона Бримана, который также прислал для публикации фотографию портрета, хранящегося в семье почти столетие. А история такова.

— Мой дед Семен Яковлевич Бриман и его жена Софья Моисеевна приехали в Витебск из Украины, из-под Киева, в конце 1920-х годов, — рассказал собеседник. — Их сын и мой родной дядя Моисей Бриман вспоминал, что они жили по соседству с домом Пэна (квартира и школа-студия находились на улице Гоголевской, в районе Соборной площади, примерно на месте нынешнего так называемого «синего дома». — Прим. авт.). Дед Семен по-соседски помогал старику-художнику, рубил для него дрова, топил печь. В знак благодарности Пэн предложил нарисовать портрет. Так появилась эта картина в витебской квартире семьи. На ней Семену Бриману, 1903 года рождения, примерно 30 лет, портрет, пожалуй, можно датировать 1932—1935 годами.

— Шимон, судя по благородству облика, костюму, в который одет Семен Яковлевич, он принадлежал к интеллигентским кругам. Чем же занимался ваш дед?

— Насколько знаю по рассказам родных, он был служащим или мастером на одном из заводов или в крупной артели в Витебске. Семен играл в городском духовом оркестре, это было хобби. Близкие вспоминают его как остроумного человека. Кстати, за это он и поплатился. Перед началом войны в 1940-1941 годах деда арестовали за анекдоты о политике, а на момент немецкого вторжения этапировали из Витебска…

В начале войны наша семья бежала из города, буквально в последнем эшелоне. Бабушка Софья вывозила старшее поколение и своих детей Моисея и Беллу, 1928 и 1937 годов рождения, сама. Семейное предание гласит о том, что когда решали: остаться в Витебске или уезжать в эвакуацию, аргумент в пользу первого был такой: «Как же все тут бросим, мы ж недавно купили новый кожаный диван» (Шимон улыбается). Конечно, выбор между жизнью и диваном был сделан в пользу жизни и бегства. Из немногих вещей, которые бабушка успела взять с собой, главная и самая большая семейная ценность — портрет арестованного мужа.

Картина пережила все переезды и бедствия, она напоминала о Семене, который к тому времени уже находился в армии, на войне. Портрет побывал в эвакуации и в уральской деревне, и в Баку, где в 1944 году после ранения лечился в госпитале Семен Яковлевич. Здесь и соединились бабушка с дедушкой, в Баку в июле 1945-го родился мой отец Яков.

Можно допустить, что наверняка в то время для Софьи, ждавшей мужа, сначала канувшего в неизвестность, потом подхваченного огненным вихрем войны, портрет был сродни талисману, символом воссоединения семьи. Эта святыня, пережившая лихолетье, на многие десятки лет вновь заняла свое место в семейном гнезде, но уже в Харькове, куда приехали Бриманы жить после войны.

— Кстати, я родился в Харькове, меня хотели назвать Шимоном в честь деда Семена… Официально я взял себе это имя, приехав в 1996 году в Израиль, — продолжил рассказ собеседник. — К его портрету, сохранившему следы сворачивания в трубку, в семье всегда было трогательное отношение. Подпись Пэна, к сожалению, затерлась, по крайней мере невооруженным глазом ее сейчас не видно, хотя в начале 1990-х годов мы отдавали картину на реставрацию в Харьковский художественный музей. После отъезда моих родителей в 1994 году в Израиль, портрет хранился у наших друзей в Харькове. И только в 2005-м я смог оформить разрешение на вывоз полотна Пэна. Живописный образ деда, созданный легендарным витебским художником, вот уже десять лет «живет» в квартире моих родителей в Хайфе.

Шимон-внук удивительно похож на своего деда. Несложно предположить, что это разительное сходство подогрело любопытство историка и журналиста к творчеству художника, а также подтолкнуло к поездке в те места, где в первой трети прошлого века жили родные люди. По словам Шимона, контраст между шагаловско-пэновским Витебском в его представлении и современными улицами оказался велик, и, тем не менее, город, где побывал впервые, приятно поразил чистотой и уютом. А главное, вызвал в душе желание вновь приехать сюда, чтобы еще раз посмотреть выставку Пэна, а также его работы в запасниках музея.

Визит Шимона, его удивительный рассказ вновь вдохновили на поиск прототипов пэновских портретных героев, поэтому Художественный музей и редакция газеты «Витьбичи» восстанавливают проект прошлого года «Пэн и горожане». Мы будем публиковать портреты Пэна из музейной коллекции с просьбой откликнуться тех горожан, которые узнают в них своих родных и близких, сопоставив с фотографиями в семейных альбомах, расскажут об их судьбах. Это интересно. И очень важно для музейной работы.

Автор: Наталия КРУПИЦА (Витебск, Беларусь).

Фото предоставил Шимон Бриман (Израиль).